Читаем Стихотворения полностью

— Кто тут?.. — Глухо. Ни звука в ответ. Подо мной, как живые, ступени Так и ходят... Спасения нет!

Кто-то стонет всю ночь на кладбище, Кто-то гибнет в буране — невмочь,

И мерещится мне, что в жилище Кто-то пристально смотрит всю ночь...

Бессонница

Окно, светящееся чуть.

И редкий звук с ночного омута. Вот есть возможность отдохнуть... Но как пустынна эта комната!

Мне странно кажется, что я Среди отжившего, минувшего,

Как бы в каюте корабля,

Бог весть когда и затонувшего,

Что не под этим ли окном,

Под запыленною картиною Меня навек затянет сном,

Как будто илом или тиною.

За мыслью мысль — какой-то бред, За тенью тень — воспоминания, Реальный звук, реальный свет С трудом доходят до сознания.

И так раздумаешься вдруг,

И так всему придашь значение, Что вместо радости — испуг,

А вместо отдыха — мучение...

ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

Ветер, не ветер — Иду из дома!

В хлеву знакомо Хрустит солома,

И огонек светит...

А больше — ни звука! Ни огонечка!

Во мраке вьюга Летит по кочкам...

Эх, Русь, Россия!

Что звону мало?

Что загрустила?

Что задремала?

Давай пожелаем Всем доброй ночи! Давай погуляем! Давай похохочем!

И праздник устроим, И карты раскроем... Эх! Козыри свежи.

А дураки те же.

Конец

Смерть приближалась,

приближалась, Совсем приблизилась уже, — Старушка к старику прижалась,

И просветлело на душе!

Легко, легко, как дух весенний, Жизнь пролетела перед ней,

Ручьи казались, воскресенье,

И свет, и звон пасхальных дней!

И невозможен путь обратный,

И славен тот, который был,

За каждый миг его отрадный,

За тот весенний краткий пыл.

— Все хорошо, все слава Богу... —

А дед бормочет о своем,

Мол, поживи еще немного,

Так вместе, значит, и умрем.

— Нет, — говорит. — Зовет могилка. Не удержать меня теперь.

Ты, — говорит, — вина к поминкам Купи. А много-то не пей...

А голос был все глуше, тише, Жизнь угасала навсегда,

И стало слышно, как над крышей Тоскливо воют провода...

Пальмы юга Еще один

Пропал безвестный день,

Покрыты снегом Крыши деревень

И вся округа,

А где-то есть Прекрасная страна,

Там чудно все —

И горы, и луна,

И пальмы юга...

И я глядел,

Глядел на перевал,

Где до сих пор Ни разу не бывал...

Как воет вьюга!

За перевалом первым Побывал,

А там открылся Новый перевал...

О пальмы юга!

Забуду все.

Займусь своим трудом.

И все пойдет Обычным чередом,

Но голос друга

Твердит, что есть Прекрасная страна,

Там чудно все —

И горы, и луна,

И пальмы юга...

Не стану верить Другу своему,

Уйду в свою Заснеженную тьму, —

Пусть будет вьюга!

Но, видно, так Устроен человек,

Что не случайно Сказано навек:

— О пальмы юга!

Ферапонтово

В потемневших лучах горизонта Я смотрел на окрестности те, Где узрела душа Ферапонта Что-то Божье в земной красоте. И однажды возникло из грезы, Из молящейся этой души,

Как трава, как вода, как березы, Диво дивное в русской глуши!

И небесно-земной Дионисий,

Из соседних явившись земель, Это дивное диво возвысил До черты, небывалой досель... Неподвижно стояли деревья,

И ромашки белели во мгле,

И казалась мне эта деревня Чем-то самым святым на земле...

Под ВЕТВЯМИ БОЛЬНИЧНЫХ БЕРЕЗ

Под ветвями плакучих деревьев В чистых окнах больничных палат Выткан весь из пурпуровых перьев Для кого-то последний закат...

Вроде крепок, как свеженький овощ, Человек, и легка его жизнь, —

Вдруг проносится «скорая помощь», И сирена кричит: «Расступись!»

Вот и я на больничном покое.

И такие мне речи поют,

Что грешно за участье такое Не влюбиться в больничный уют!

В светлый вечер под музыку Грига В тихой роще больничных берез Я бы умер, наверно, без крика,

Но не смог бы, наверно, без слез... Нет, не все, — говорю, — пролетело! Посильней мы и этой беды!

Значит, самое милое дело —

Это выпить немного воды,

Посвистеть на манер канарейки И подумать о жизни всерьез На какой-нибудь старой скамейке Под ветвями больничных берез...

ВЕНЕРА

Где осенняя стужа кругом Вот уж первым ледком прозвенела, Там любовно над бедным прудом Драгоценная блещет Венера!..

Жил однажды прекрасный поэт,

Да столкнулся с ее красотою.

И душа, излучавшая свет,

Долго билась с прекрасной звездою!

Но Венеры играющий свет Засиял при своем приближенье,

Так что бросился в воду поэт И уплыл за ее отраженьем...

Старый пруд забывает с трудом,

Как боролись прекрасные силы,

Но Венера над бедным прудом Доведет и меня до могилы!

Да еще в этой зябкой глуши Вдруг любовь моя — прежняя вера — Спать не даст, как вторая Венера В небесах возбужденной души.

Свидание

Мы входим в зал. Сияющие люстры От напряженья,

Кажется, дрожат!

Звенит хрусталь И действует на чувства, Мы входим в зал Без всякого искусства,

А здесь искусством, Видно, дорожат.

Швейцар блистает Золотом и лоском, Официант — Испытанным умом,

А наш сосед — Шикарной папироской... Чего ж еще?

Мы славно отдохнем!

У вас в глазах Восторг и упоенье,

И в них такая Гордость за меня,

Как будто я Здесь главное явленье, Как будто это Все моя родня!

Чего ж еще?..

С чего бы это снова, Встречая тихо Ласку ваших рук,

За светлой рюмкой Пунша золотого Я глубоко

Задумываюсь вдруг?..

ДАЛЕКОЕ

В краю, где по дебрям, по рекам Метелица свищет кругом,

Стоял запорошенный снегом Бревенчатый низенький дом.

Я помню, как звезды светили, Скрипел за окошком плетень,

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубцов, Николай. Сборники

Последняя осень
Последняя осень

За свою недолгую жизнь Николай Рубцов успел издать только четыре книги, но сегодня уже нельзя представить отечественную поэзию без его стихотворений «Россия, Русь, храни себя, храни» и «Старая дорога», без песен «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Плыть, плыть…».Лирика Рубцова проникнута неистребимой и мучительной нежностью к родной земле, состраданием и участием ко всему живому на ней. Время открывает нам истинную цену того, что создано Рубцовым. В его поэзии мы находим все большие глубины и прозрения, испытывая на себе ее неотразимое очарование…

Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов

Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное