Читаем Стихотворения полностью

Взгляну я во дворик зеленый —

И сразу порадуют взор Земные друг другу поклоны Людей, выходящих во двор. Сорву я цветок маттиолы И вдруг заволнуюсь всерьез:

И юность, и плач радиолы Я вспомню, и полные слез Глаза моей девочки нежной Во мгле, когда гаснут огни...

Как я целовал их поспешно!

Как после страдал безутешно! Как верил я в лучшие дни!

Ну что ж? Моя грустная лира, Я тоже простой человек, — Сей образ прекрасного мира Мы тоже оставим навек.

Но вечно пусть будет все это, Что свято я в жизни любил: Тот город, и юность, и лето, И небо с блуждающим светом Неясных небесных светил...

Ива

Зачем ты, ива, вырастаешь Над судоходною рекой И волны мутные ласкаешь,

Как будто нужен им покой?

Преград не зная и обходов, Бездумно жизнь твою губя,

От проходящих пароходов Несутся волны на тебя!

А есть укромный край природы, Где под церковною горой В тени мерцающие воды С твоей ласкаются сестрой...

<1969>

Поезд

Поезд мчался с грохотом и воем,

Поезд мчался с лязганьем и свистом,

И ему навстречу желтым роем Пронеслись огни в просторе мглистом. Поезд мчался с полным напряженьем Мощных сил, уму непостижимых,

Перед самым, может быть, крушеньем Посреди миров несокрушимых.

Поезд мчался с прежним напряженьем Где-то в самых дебрях мирозданья,

Перед самым, может быть, крушеньем, Посреди явлений без названья...

Вот он, глазом огненным сверкая, Вылетает... Дай дорогу, пеший!

На разъезде где-то, у сарая,

Подхватил меня, понес меня, как леший! Вместе с ним и я в просторе мглистом Уж не смею мыслить о покое, —

Мчусь куда-то с лязганьем и свистом, Мчусь куда-то с грохотом и воем,

Мчусь куда-то с полным напряженьем Я, как есть, загадка мирозданья.

Перед самым, может быть, крушеньем Я кричу кому-то: «До свиданья!..»

Но довольно! Быстрое движенье Все смелее в мире год от году,

И какое может быть крушенье, Если столько в поезде народу?

НА СЕНОКОСЕ

С утра носились, Сенокосили, Отсенокосили, пора!

В костер устало Дров подбросили И помолчали у костра.

И вот опять Вздыхают женщины О чем-то думается им?

А мужики лежат, Блаженствуя,

И в небеса пускают дьш!

Они толкуют О политике,

О новостях, о том о сем, Не критикуют Ради критики,

А мудро судят обо вс^м,

И слышен смех В тени под ветками,

И песни русские слышны,

Все чаще новые,

Советские,

Все реже — грустной старины...

Что вспомню я?

Все движется к темному устью. Когда я очнусь на краю, Наверное, с резкою грустью Я родину вспомню свою.

Что вспомню я? Черные бани По склонам крутых берегов, Как пели обозные сани В безмолвии лунных снегов.

Как тихо суслоны пшеницы В нолях покидала заря,

И грустные, грустные птицы Кричали в конце сентября.

И нехотя так на суслоны Садились, клевали зерно, — Что зерна? Усталым и сонным, Им было уже все равно.

Я помню, как с дальнего моря Матроса примчал грузовик,

Как в бане повесился с горя Какой-то пропащий мужик.

Как звонко, терзая гармошку, Гуляли под топот и свист, Какую чудесную брошку На кепке носил гармонист...

А сколько там было щемящих Всех радостей, болей, чудес, Лишь помнят зеленые чащи Да темный еловый лес!

* * *

Село стоит На правом берегу,

А кладбище —

На левом берегу.

И самый грустный все же И нелепый Вот этот путь,

Венчающий борьбу,

И все на свете, —

С правого На левый,

Среди цветов В обыденном гробу...

Девочка играет

Девочка на кладбище играет,

Где кусты лепечут, как в бреду.

Смех ее веселый разбирает,

Безмятежно девочка играет В этом пышном радостном саду.

Не любуйся этим пышным садом!

Но прими душой, как благодать,

Что такую крошку видишь рядом,

Что под самым грустным нашим взглядом Все равно ей весело играть!..

* * *

Я люблю судьбу свою,

Я бегу от помрачений!

Суну морду в полынью И напьюсь,

Как зверь вечерний!

Сколько было здесь чудес,

На земле святой и древней, Помнит только темный лес! Он сегодня что-то дремлет.

От заснеженного льда Я колени поднимаю,

Вижу поле, провода,

Все на свете понимаю!

Вон Есенин —

на ветру!

Блок стоит чуть-чуть в тумане. Словно лишний на пиру Скромно Хлебников шаманит.

Неужели и они —

Просто горестные тени?

И не светят им огни Новых русских деревенек?

Неужели

в свой черед Надо мною смерть нависнет, — Голова, как спелый плод, Отлетит от веток жизни?

Все умрем.

Но есть резон

В том, что ты рожден поэтом. А другой — жнецом рожден... Все уйдем.

Но суть не в этом...

Эхо ПРОШЛОГО

Много было в комнате гостей, Пирогов, вина и новостей,

Много ели, пили и шутили,

Много раз «Катюшу» заводили...

А потом один из захмелевших,

Голову на хромку уронив,

Из тоски мотивов устаревших Вспомнил вдруг кладбищенский мотив: «Вот умру, похоронят На чужбине меня.

И родные не узнают, Где могила моя...»

— Эх, ребята, зарыдать хотится!

Хошь мы пьем, ребята,

Хошь не пьем,

Все одно помрем, как говорится,

Все, как есть, когда-нибудь помрем.

Парень жалким сделался и кротким, Погрустнели мутные глаза.

По щеке, как будто капля водки, Покатилась крупная слеза.

«У других на могилах Всё цветы, всё цветы.

На моей сырой могиле Всё кусты, всё кусты...»

Друг к нему:

— Чего ты киснешь, Проня? — Жалобней: — Чего тебе-то выть?

Ты умрешь — тебя хоть похоронят.

А меня? Кому похоронить? —

И дуэтом

здоровилы эти,

Будто впрямь несчастливы они,

Залились слезами, словно дети,

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубцов, Николай. Сборники

Последняя осень
Последняя осень

За свою недолгую жизнь Николай Рубцов успел издать только четыре книги, но сегодня уже нельзя представить отечественную поэзию без его стихотворений «Россия, Русь, храни себя, храни» и «Старая дорога», без песен «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Плыть, плыть…».Лирика Рубцова проникнута неистребимой и мучительной нежностью к родной земле, состраданием и участием ко всему живому на ней. Время открывает нам истинную цену того, что создано Рубцовым. В его поэзии мы находим все большие глубины и прозрения, испытывая на себе ее неотразимое очарование…

Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов

Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное