Читаем Стихотворения полностью

Плачет звезда, холодея, над крышей сарая... Вспомни — о родина! — праздник на этой дороге! Шумной гурьбой под луной мы катались играя, Снег освещенный летел вороному под ноги.

Бег все быстрее... Вот вырвались в белое поле.

В чистых снегах ледяные полынные воды.

Мчимся стрелой... Приближаемся к праздничной

школе...

Славное время! Души моей лучшие годы.

Скачут ли свадьбы в глуши потрясенного бора, Мчатся ли птицы, поднявшие крик над селеньем, Льется ли чудное пение детского хора, —

О, моя жизнь! На душе не проходит волненье... Нет, не кляну я мелькнувшую мимо удачу,

Нет, не жалею, что скоро пройдут пароходы.

Что ж я стою у размытой дороги и плачу?

Плачу о том, что прошли мои лучшие годы...

На ночлеге

Лошадь белая в поле темном.

Воет ветер, бурлит овраг,

Светит лампа в избе укромной, Освещая осенний мрак.

Подмерзая, мерцают лужи...

«Что ж, — подумал, — зайду давай?» Посмотрел, покурил, послушал И ответил мне: — Ночевай!

И отправился в темный угол,

Долго с лавки смотрел в окно На поблекшие травы луга...

Хоть бы слово еще одно!

Есть у нас старики по селам,

Что утратили будто речь:

Ты с рассказом к нему веселым — Он без звука к себе на печь.

Знаю, завтра разбудит только Словом будничным, кратким столь. Я спрошу его: — Надо сколько? — Он ответит: — Не знаю, сколь!

И отправится в тот же угол. Долго будет смотреть в окно На поблекшие травы луга... Хоть бы слово еще одно!..

Ночеваю! Глухим покоем Сумрак душу врачует мне, Только маятник с тихим боем Все качается на стене.

Только изредка над паромной Над рекою, где бакен желт, Лошадь белая в поле темном Вскинет голову и заржет...

Ласточка

Ласточка носится с криком. Выпал птенец из гнезда. Дети окрестные мигом Все прибежали сюда.

Взял я осколок металла, Вырыл могилку птенцу, Ласточка рядом летала, Словно не веря концу.

Долго носилась, рыдая,

Под мезонином своим... Ласточка! Что ж ты, родная, Плохо смотрела за ним?

<1968>

По ДРОВА

Мимо изгороди шаткой, Мимо разных мест По дрова спешит лошадка В Сиперово, в лес.

Дед Мороз идет навстречу.

— Здравствуй!

— Будь здоров!..

Я в стихах увековечу Заготовку дров.

Пахнет елками и снегом, Бодро дышит грудь,

И лошадка легким бегом Продолжает путь.

Привезу я дочке Лене Из лесных даров Медвежонка на колене, Кроме воза дров.

Мимо изгороди шаткой, Мимо разных мест Вот и въехала лошадка В Сиперово, в лес.

Нагружу большие сани Да махну кнутом И как раз поспею к бане, С веником притом!

ВОЛОГОДСКИЙ ПЕЙЗАЖ

Живу вблизи пустого храма,

На крутизне береговой,

И городская панорама Открыта вся передо мной. Пейзаж, меняющий обличье, Мне виден весь со стороны Во всем таинственном величье Своей глубокой старины.

Там, за рекою, свалка бревен, Подъемный кран, гора песка,

И торопливо — час не ровен! — Полощут женщины с мостка Свое белье — полны до края Корзины этого добра,

А мимо, волны нагоняя,

Летят и воют катера.

Сады. Желтеющие зданья Меж зеленеющих садов И темный, будто из преданья, Квартал дряхлеющих дворов, Архитектурный чей-то опус, Среди квартала... Дым густой...

И третий, кажется, автобус Бежит по линии шестой.

Где строят мост, где роют яму, Везде при этом крик ворон,

И обрывает панораму Невозмутимый небосклон. Кончаясь лишь на этом склоне, Видны повсюду тополя,

И там, светясь, в тумане тонет Глава безмолвного кремля...

<1969>

Подорожники

Топ да топ от кустика до кустика — Неплохая в жизни полоса.

Пролегла дороженька до Устюга Через город Тотьму и леса.

Приуныли нынче подорожники, Потому что, плача и смеясь,

Все прошли бродяги и острожники — Грузовик разбрызгивает грязь.

Приуныли в поле колокольчики.

Для людей мечтают позвенеть,

Но цветов певучие бутончики Разве что послушает медведь.

Разве что от кустика до кустика По следам давно усопших душ Я пойду, чтоб думами до Устюга Погружаться в сказочную глушь.

Где мое приветили рождение И трава молочная, и мед,

Мне приятно даже мух гудение,

Муха — это тоже самолет.

Всю пройду дороженьку до Устюга Через город Тотьму и леса,

Топ да топ от кустика до кустика — Неплохая в жизни полоса!

До КОНЦА

До конца,

До тихого креста Пусть душа Останется чиста!

Перед этой Желтой, захолустной Стороной березовой Моей,

Перед жнивой Пасмурной и грустной В дни осенних Горестных дождей,

Перед этим Строгим сельсоветом, Перед этим Стадом у моста,

Перед всем

Старинным белым светом Я клянусь:

Душа моя чиста.

Пусть она Останется чиста До конца,

До смертного креста! <1969>

Привет, Россия...

Привет, Россия — родина моя!

Как под твоей мне радостно листвою!

И пенья нет, но ясно слышу я Незримых певчих пенье хоровое...

Как будто ветер гнал меня по ней,

По всей земле — по селам и столицам!

Я сильный был, но ветер был сильней,

И я нигде не мог остановиться.

Привет, Россия — родина моя!

Сильнее бурь, сильнее всякой воли Любовь к твоим овинам у жнивья,

Любовь к тебе, изба в лазурном поле.

За все хоромы я не отдаю

Свой низкий дом с крапивой под оконцем...

Как миротворно в горницу мою

По вечерам закатывалось солнце!

Как весь простор, небесный и земной, Дышал в оконце счастьем и покоем,

И достославной веял стариной,

И ликовал под ливнями и зноем!..

Воробей

Чуть живой. Не чирикает даже. Замерзает совсем воробей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубцов, Николай. Сборники

Последняя осень
Последняя осень

За свою недолгую жизнь Николай Рубцов успел издать только четыре книги, но сегодня уже нельзя представить отечественную поэзию без его стихотворений «Россия, Русь, храни себя, храни» и «Старая дорога», без песен «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Плыть, плыть…».Лирика Рубцова проникнута неистребимой и мучительной нежностью к родной земле, состраданием и участием ко всему живому на ней. Время открывает нам истинную цену того, что создано Рубцовым. В его поэзии мы находим все большие глубины и прозрения, испытывая на себе ее неотразимое очарование…

Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов

Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное