Читаем Стихотворения полностью

И стаями волки бродили Ночами вблизи деревень...

Как все это кончилось быстро!

Как странно ушло навсегда!

Как шумно — с надеждой и свистом — Промчались мои поезда!

И все же, глаза закрывая,

Я вижу: над крышами хат,

В морозном тумане мерцая, Таинственно звезды дрожат.

А вьюга по сумрачным рекам,

По дебрям гуляет кругом,

И весь запорошенный снегом Стоит у околицы дом...

Судьба

Легкой поступью,

кивая головой,

Конь в упряжке

прошагал по мостовой.

Как по травке,

по обломкам кирпича Прошагал себе, телегой грохоча. Между жарких этих

каменных громад

Как понять его?

Он рад или не рад?

Бодро шел себе,

накормленный овсом, И катилось колесо за колесом...

В чистом поле

меж товарищей своих Он летал, бывало, как

весенний вихрь, И не раз подружке милой на плечо Он дышал по-молодому горячо.

Но однажды в ясных далях сентября Занялась такая грустная заря!

В чистом поле,

незнакомцев веселя,

Просвистела,

полонив его,

петля.

Тут попал он, весь пылая и дрожа,

Под огонь ветеринарного ножа,

И поднялся он, тяжел и невесом... Покатилось

колесо

за колесом.

Долго плелся он с понурой головой То по жаркой,

То по снежной мостовой,

Но и все-таки,

хоть путь его тяжел,

В чем-то он успокоение нашел.

Что желать ему?

Не все ли уж равно?

Лишь бы счастья Было чуточку дано,

Что при солнце,

что при дождике косом... И катилось колесо

за колесом.

* * *

Уже деревня вся в тени.

В тени сады ее и крыши.

Но ты взгляни чуть-чуть повыше — Как ярко там горят огни!

Одна у нас в деревне мглистой Соседка древняя жива,

И на лице ее землистом Растет какая-то трава.

И все ж прекрасен образ мира, Когда в ночи равнинных мест Вдруг вспыхнут все огни эфира,

И льется в душу свет с небес, Когда деревня вся в тени,

И бабка спит, и над прудами Шевелит ветер лопухами,

И мы с тобой совсем одни!

<1970>

Тайна

«Чудный месяц плывет над рекою», — Где-то голос поет молодой.

И над родиной, полной покоя, Опускается сон золотой!

Не пугают разбойные лица,

И не мыслят пожары зажечь,

Не кричит сумасшедшая птица,

Не звучит незнакомая речь.

Неспокойные тени умерших Не встают, не подходят ко мне.

И, тоскуя все меньше и меньше, Словно Бог, я хожу в тишине.

И откуда берется такое,

Что на ветках мерцает роса,

И над родиной, полной покоя,

Так светлы по ночам небеса!

Словно слышится пение хора,

Словно скачут на тройках гонцы,

И в глуши задремавшего бора Все звенят и звенят бубенцы...

Повесть о первой любви

Я тоже служил на флоте!

Я тоже памятью полн О той бесподобной работе — На гребнях чудовищных волн.

Тобою — ах, море, море! —

Я взвинчен до самых жил,

Но, видно, себе на горе Так долго тебе служил...

Любимая чуть не убилась, — Ой, мама родная земля! — Рыдая, о грудь мою билась, Как море о грудь корабля.

В печали своей бесконечной, Как будто вослед кораблю, Шептала: «Я жду вас... вечно», Шептала: «Я вас... люблю».

Люблю вас! Какие звуки!

Но звуки ни то ни се, —

И где-то в конце разлуки Забыла она про все.

Однажды с какой-то дороги Отправила пару слов:

«Мой милый! Ведь так у многих Проходит теперь любовь...»

И все же в холодные ночи Печальней видений других Глаза ее, близкие очень,

И море, отнявшее их.

Расплата

Я забыл, что такое любовь,

И под лунным над городом светом Столько выпалил клятвенных слов, Что мрачнею, как вспомню об этом.

И однажды, прижатый к стене Безобразьем, идущим по следу, Одиноко я вскрикну во сне И проснусь, и уйду, и уеду...

Поздно ночью откроется дверь. Невеселая будет минута.

У порога я встану, как зверь, Захотевший любви и уюта.

Побледнеет и скажет: — Уйди!

Наша дружба теперь позади!

Ничего для тебя я не значу!

Уходи! Не гляди, что я плачу!..

И опять по дороге лесной,

Там, где свадьбы, бывало, летели, Неприкаянный, мрачный, ночной,

Я тревожно уйду по метели...

Наследник розы

В саду, где пела радиола,

Где танцевали «Вальс цветов»,

Все глуше дом у частокола,

Все нелюдимей шум ветров.

Улыбка лета так знакомо Опять сошла с лица земли!

И все уехали из дома И радиолу увезли...

На огороде с видом жалким,

Как бы стыдясь за свой наряд, Воронье пугало на палке Торчит меж выкопанных гряд.

Порой тревожно — не до шуток! — В рассветном воздухе седом Мелькнет косяк последних уток Над застывающим прудом.

Вот-вот подует зимним, снежным. Все умирает... Лишь один Пылает пламенем мятежным — Наследник розы — георгин!

Плыть, плыть...

В жарком тумане дня Сонный встряхнем фиорд! — Эй, капитан! Меня Первым прими на борт!

Плыть, плыть, плыть Мимо могильных плит, Мимо церковных рам, Мимо семейных драм...

Скучные мысли — прочь! Думать и думать — лень! Звезды на небе — ночь! Солнце на небе — день!

Плыть, плыть, плыть Мимо родной ветлы,

Мимо зовущих нас Милых сиротских глаз...

Если умру — по мне Не зажигай огня!

Весть передай родне И посети меня.

Где я зарыт, спроси Жителей дальних мест, Каждому на Руси Памятник — добрый крест! Плыть, плыть, плыть...

Слез не лей...

Есть пора — души моей отрада: Зыбко все, но зелено уже!

Есть пора осеннего распада,

Это тоже родственно душе.

Грязь кругом, а тянет на болото, Дождь кругом, а тянет на реку, — И грустит избушка между лодок На своем ненастном берегу.

Облетают листья, уплывают Мимо голых веток и оград...

В эти дни дороже мне бывает И дела, и образы утрат.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубцов, Николай. Сборники

Последняя осень
Последняя осень

За свою недолгую жизнь Николай Рубцов успел издать только четыре книги, но сегодня уже нельзя представить отечественную поэзию без его стихотворений «Россия, Русь, храни себя, храни» и «Старая дорога», без песен «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Плыть, плыть…».Лирика Рубцова проникнута неистребимой и мучительной нежностью к родной земле, состраданием и участием ко всему живому на ней. Время открывает нам истинную цену того, что создано Рубцовым. В его поэзии мы находим все большие глубины и прозрения, испытывая на себе ее неотразимое очарование…

Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов

Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное