Стихотворения

Как хороша
Не прибегавшая к румянам;
Без шерстяной косынки[37] волосы пышнее;
Моя душа
⁵ Поет ее в порыве рьяном;
Чем больше говорят о ней, тем я нежнее.
Убранство светлым волосам вредит;
Вздымаются, красивые на вид,
Но что поделаешь, затылок весь открыт,
¹⁰ И некой тенью белокурую стыдит.

XXIX [38]

В своей игре понаторев,
Искусством бескорыстным превзошел он всех,
Однако, женщину узрев,
Ликует, празднуя заранее успех.

⁵ Когда бы все мы также голову теряли,
То все бы лишь его напевы повторяли,
Но я один из тех, кто отвечает: «Нет!»
Мне сладок лишь моей возлюбленной привет
Ему во вред.

¹⁰ «Сама себе служу я стражей;
Я женщина, и честь моя мне дорога;
Однако маленькою кражей
Не буду я удручена, хоть я строга.
Мой поцелуй не так легко завоевать;
¹⁵ Искуснейший на это может уповать;
А кто при этом слишком скор,
Пускай запомнит назидательный укор:
Будь скромен, вор!»

XXX [39]

Одно скажи: «Благодарю!»[40]
Я видел, как прекрасна ты,
И вот стихи тебе дарю,
Как воплощенью красоты.
⁵ Я по тебе одной тоскую,
Хоть всем служу охотно вам.
Другой пусть изберет другую
И славит в ней прекрасных дам.
Язык наш тот же: я пою
¹⁰ Свою красавицу, пусть он поет свою.[41]

Как совершенна голова!
Смотрю — и небо я постиг.
Лицо — таких найдешь ли два?
То херувима нежный лик.
¹⁵ И две звезды на нем блестят.
Глядеться в них — и быть с ней рядом,
Быть с нею вместе — взгляд во взгляд!
О, вдохновенный этим взглядом,
Я стал бы молодым.
²⁰ Любовью болен я, но боль ушла б, как дым.

Бог, дав ей краски для ланит,
Из роз и лилий сплел букет,
И белый в них с пурпурным слит
В один необычайный цвет.
²⁵ Пусть небо мне во грех зачтет,
Но мне приятней видеть их,
Чем солнце, чем небесный свод, —
О, что сболтнул мой глупый стих?
Так поклоняясь ей,
³⁰ Я не заставлю сердце страдать еще сильней?

Когда б губами я прильнуть
К ее подушке красной мог,
Здоровье пролилось бы в грудь,
Я б исцелился, видит бог.
³⁵ Когда в постель, сама огонь,
Идет она — вот быть бы там!
Подушку эту только тронь,
Польется запах — как бальзам!
Ах, я б украл ее
⁴⁰ И к ночи приносил бы милой сокровище мое.

А стройность шеи, рук и ног —
Не волшебства ль на всем печать?
Что между них я видеть мог,
О том я должен умолчать.
⁴⁵ Но я не крикнул ей: «Прикрой!»
Когда, свежа, обнажена,
Меня не видя, мой покой
Навек разрушила она.
Подъемлясь из ручья
И влажных прелестей от света не тая.

XXXI [42]