Несмотря на поздний час.
Потому что в эту полночь,
Раскачавшую прибой,
Вдруг очнешься и припомнишь,
И узнаешь, что с тобой.
Тот же вялый балтийский рассвет.
Тяжело размыкание век.
Тяжело замерзание рек.
Наконец, наконец выпал снег.
Я по снегу уже доберусь
Из приморского края на Русь,
Где морозы звончей и синей.
И опять, может быть, научусь
Не бояться свободы своей.
Мастер
А что такое мастер?
Тот, кто от всех отличен
Своею сивой мастью,
Походкой и обличьем.
К тому ж он знает точно,
Что прочно, что непрочно,
И все ему подвластно —
Огонь, металл и почва.
Суббота, воскресенье —
Другим лафа и отдых,
Копаются с весельем
В садах и огородах.
А он калечит лапы
И травит горло ядом
С миниатюрным адом
Своей паяльной лампы.
Когда заря над морем
Зажжется, словно танкер,
Он с мастером таким же
Готов бы выпить шкалик.
Но мастеров немного
Ему под стать найдется.
И если не найдется,
Он выпьет с кем придется.
Не верь его веселью,
Ведь мастера лукавы
И своему изделью
Желают вечной славы,
А не похвал в застолье
Под винными парами.
Зачем? Ведь он же мастер,
И смерть не за горами.
Сандрильона
Сандрильона ждет карету.
Чинно курит сигарету.
Ждет, чтоб прибыл сандрильонец
Из компании гуляк —
С туфелькой, на «Жигулях».
Стынет кофе. Отрешенно
Ожидает Сандрильона
Из миллиона сандрильон.
В ней не счастье, не страданье,
Все – сплошное ожиданье.
Наконец приходит он.
И, с задумчивым соседом
Не простившись, выйдет следом
За плечистым сандрильонцем
Из сапожной мастерской.
Парк осенний залит солнцем.
Осень. Небо. И покой.
И уедет Сандрильона,
С ней – волос ее корона,
Вместе с гордым модельером
На машине «Жигули»…
Высоко над морем серым
Чайки, тучи, корабли.
Зачем за жалкие слова
Я отдал все без колебаний —
И золотые острова,
И вольность молодости ранней!
А лучше – взял бы я на плечи
Иную ношу наших дней:
Я, может быть, любил бы крепче,
Страдал бы слаще и сильней.
Я был не слишком добрым
Но доброго был нрава,
Обязанности ставя
Всегда превыше права.
Я предан был искусству,
И жил не очень густо…
Себя молве вручаю,
Которая стоуста.
Пусть все будет как есть.
Мне не надо другого,
Ибо слышится весть,
Ибо слышится слово.
Гул событий и шум
Заглушить могут снова
Шелест медленных дум,
Шепот вещего слова.
Ничего не тревожь,
Стихотворец поспешный,
Чтоб нездешняя ложь
Стала правдою здешней.
За перевалом
Я уже за третьим перевалом.
Горных кряжей розовая медь
Отцвела в закате небывалом.
Постепенно начало темнеть.
Холодно. Никто тебя не встретит.
Камень в бездну канул из-под ног.
Лишь внизу, в долине, робко светит
Одинокой сакли огонек.
Пой для храбрости, идя в долину,
Пой погромче, унимая дрожь.
Или помолись отцу и сыну
И тогда, наверное, дойдешь.
Куда мне деваться от этих забот ежедневных,
От детских хотений и частых простуд?
Одно утешенье, что где-то в деревьях
Закатные зори растут.
Куда мне деваться от ссор и от дома в разоре,
От дружеских встреч и претензий родни?
Одно утешенье, что позже вечерние зори
Пылают в деревьях и дольше становятся дни.
Куда мне уйти? И какое найти мне решенье?
Не лучше ль идти, не противясь, куда поведет?
Не знаю. Не знаю. Одно утешенье,
Что шире зари разворот.
Пахло соломой в сарае,
Тело – травою и ветром,
Губы – лесной земляникой,
Волосы – яблоней дикой.
Были на раннем рассвете
Легкие свежие грозы.
Мы просыпались. И снова
Сном забывались, как дети.
Утром она убегала,
Заспанная и босая,
С крупных ромашек сбивая
Юбкой раскосые капли.
Да! Уже было однажды
Сказано: остановиться!
Сказано: остановиться!
Остановиться мгновенью!
Тебя мне память возвратила
Такой, какою ты была,
Когда: «Не любит!» – говорила
И слезы горькие лила.
О, как мне нужно возвращенье
Из тех невозвратимых лет,
Где и отмщенье и прощенье,
Страстей непроходящий след.
И лишь сегодня на колени
Паду. Ведь цену знаю сам
Своей любви, своей измене.
Твоей любви, твоим слезам.
Голоса за холмами
Голоса за холмами!
Сколько их! Сколько их!
Я всегда им внимаю,
Когда чуток и тих.
Там кричат и смеются,
Там играют в лапту,
Там и песни поются,
Долетая отту…
Да! За хо́лмами теми
Среди гладких полян —
Там живут мои тени
Среди гладких полян.
Голоса за холмами
Раздаются в тумане,
То ли ищут потери,
То ли в прятки играют…
Кличут давние тени,
А потом замирают.
Милая жизнь! Протеканье времен.
Медленное угасание сада.
Вот уж ничем я не обременен.
Сказано слово, дописана сага.
Кажется, все-таки что-то в нем есть —
В медленном, в неотвратимом теченье, —
Может, о вечности тайная весть
И сопредельного мира свеченье…
Осень. Уже улетели скворцы.
Ветер в деревьях звучит многострунно.
Грустно. Но именно в эти часы
Так хорошо, одиноко, безумно.
Разрушена души структура,
Она познала жизни тлен
И нынче прозябает хмуро,
Не чая добрых перемен.
И зябко ощущает шкура
Неотвратимо-близкий плен.
– Все прочее – литература, —
Как говорил старик Верлен.