И я подумал про искусство:
А вправду – нужно ли оно?
Затем, зачем стремится гений
Познать ненужность бытия,
Ведь все мгновенней и мгновенней
И сокровенней жизнь моя!..
Я в этой жизни милой
Изведал все пути.
Господь меня помилуй,
Господь меня прости.
Но суеты унылой
Не мог я побороть…
Господь меня помилуй,
Прости меня, Господь.
Да, в этой жизни, Боже,
Не избежал я лжи.
Карай меня построже,
Построже накажи.
Здесь, вдали, неизвестно – кто умер, кто жив.
Просто письма не пишут.
Здесь всегда перед окнами дышит Залив.
А друзья уж не дышат.
Пусть дыханье Залива сольется с моим.
Его ветром объяты,
Вместе с ним океанской слезой утолим
Горечь каждой утраты.
Светлые печали,
Легкая тоска
По небу промчали,
Словно облака.
А по ним осталось
Все, что я сберег:
Легкость, свет и старость,
Море и песок.
Играй, Игнат, греми, цимбал!
Под скрипку и цимбал
Вот здесь я Анну целовал
И слезы проливал.
Играй, Игнат! Игра твоя
Хмельнее, чем вино.
Играй! Ведь молодость моя
Отыграна давно!
Со мной играли бой и смерть,
Начало и конец.
Со мной играли сталь и медь,
И порох, и свинец.
Со мной играли дождь и снег,
Фугас и самолет.
Со мной играл Нечеловек
И сорок первый год.
Играй, цыган! Играй, Игнат!
Терзай струну, как зверь,
Во имя всех моих наград
И всех моих потерь.
Ведь здесь последний мой привал,
Где ты тогда играл
И где я Анну целовал
И слезы проливал.
Когда уже надежды нет,
И опостылел белый свет,
И невозможно жить с людьми,
О Господи, подай любви!
Когда нет солнца в небесах,
И птицы не поют в лесах,
И в синем море нет ладьи,
О Господи, подай любви!
Когда почти что свет угас
И близится последний час,
Душа в порыве воззови:
О Господи, подай любви!
Когда уже лежишь на дне,
Не мысля о грядущем дне,
Но что-то теплится в крови:
О Господи, подай любви!
Я ухожу постепенно.
Ни пуля, ни петля,
Ни яд, ни морская пена –
Лишние три рубля.
Где-нибудь возле стойки
Мы подводим итог.
Видимо, мы не стойки
На переломе эпох.
Водил цыган медведя,
Плясал его медведь,
А зрители-любители
Ему бросали медь.
И девочка-цыганочка,
Как вишенки зрачки,
Ловила в звонкий бубен
Монетки-пятачки.
А как она плясала —
Плясала, как жила.
И ножками притопывала,
И плечиком вела.
Пляши, моя цыганочка,
Под дождичком пляши,
Пляши и для монетки,
А также для души.
В существованье нашем
Есть что-то и твое:
Ради монетки пляшем —
И все ж не для нее.
Убиение Углицкое
Был Феодор добрый царь,
Да дела не ладились.
Говорили: преставится,
Все тогда поправится.
Говорили: отдохнем
От царя от грозного.
А при Феодоре, при нем
Много было розного.
Если бы не царский шурин,
Если б не Борис,
Все б передрались.
А Борис, царский шурин,
Был умом светел.
Он царя мишурил,
В государи метил.
А Димитрия убили,
Сына грозного царя.
Поздно, поздно
Прибежали лекаря.
Мать-царицу откачивали,
В покой внеся.
Ах, нельзя убивать маленьких,
Убивать нельзя!
Лежал он бледный, беленький
Среди желтых свечей.
Мог бы стать помазанником,
А теперь он ничей.
Государем мог бы стать строгим,
Страшным государем быть,
Головы приказал бы рубить,
Свирепей батюшки быть,
Недругов разя!
А все равно: маленьких
Убивать нельзя!
Ой, – горевал Феодор!
Ай, – утешал Борис!
А после сего события
Только начались.
Нарядили следствие.
Шуйские князья
Приговорили: маленьких
Убивать нельзя.
А его, царевича,
Никто и не убивал…
Играл, играл
Да напоролся
На кинжал.
Ой, – горевал Феодор!
Ай, – утешал Борис!
А тут-то они, события,
Другие начались.
Помер, помер царь Феодор.
Упросили стать Бориса.
Стал татарин, царский шурин,
Государем всея Руси.
И опять дела не пошли на лад:
Всюду глад и мор,
Всюду мор и глад.
Но тут заговорили:
Димитрий бежал,
Он не напоролся
На кинжал.
Говорили: Гришка,
Беглый монах.
А про Бориса – царишко,
Не в своих, дескать, чинах.
Говорили: маленького
Убивать нельзя,
У него особая стезя.
Маленького не убили,
Маленького схоронили,
Схоронили в девичьей.
Не так просто убить царевичей!
И пришел царевич – Димитрий
С ляхами.
Архиереи хватались за митры,
Ахали.
И заколебалась
Русь вся.
Убивать маленьких
Нельзя…
Ведь дети, они слабеньки,
Что хочешь с ними твори.
А достойны сабельки
Взрослые цари.
Ой и помер Борис
За злодейство свое.
Ой и Шуйский ушел
За лукавство свое!
И по всей Руси
Началась резня.
Потому что маленьких
Убивать нельзя!..
Пушкин по радио
Возле разбитого вокзала
Нещадно радио орало
Вороньим голосом. Но вдруг,
К нему прислушавшись, я понял,
Что все его слова я помнил.
Читали Пушкина.
Вокруг
Сновали бабы и солдаты,
Шел торг военный, небогатый,
И вшивый клокотал майдан.
Гремели на путях составы.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Мы это изучали в школе
И строки позабыли вскоре –
Во времена боев и ран.
Броски, атаки, переправы…
«Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман».
С двумя девчонками шальными
Я познакомился. И с ними
Готов был завести роман.
Смеялись юные шалавы…
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Вдали сиял пейзаж вечерний.
На ветлах гнезда в виде терний.