Какая зелень глаз вам свойственна, однако…И тьмы подошв — такой травы не изомнут.С откоса на Оку вы глянули когда-то:на дне Оки лежит и смотрит изумруд.Какая зелень глаз вам свойственна, однако…Давно из-под ресниц обронен изумруд.Или у вас — ронять в Оку и в глушь оврагаесть что-то зеленей, не знаю, как зовут?Какая зелень глаз вам свойственна, однако…Чтобы навек вселить в пространство изумруд,вам стоило взглянуть и отвернуться: надоспешить, уже темно и ужинать зовут.
II
Здесь дом стоял. Столетие назадбыл день: рояль в гостиной водворили,ввели детей, открыли окна в сад,где ныне лют ревнитель викторины.Ты победил. Виктория — твоя.Вот здесь был дом, где ныне танцплощадка,площадка-танц, иль как ее… Видназвезда небес, как бред и опечаткав твоем дикоязычном букваре.Ура, ты победил, недаром злилсяи морщил лоб при этих — в серебре,безумных и недремлющих из гипса.Дом отдыха — и отдыхай, старик.Прости меня. Ты не виновен вовсе,что вижу я, как дом в саду стоити музыка витает окон возле.
III
Морская — так иди в свои моря!Оставь меня, скитайся вольной птицей!Умри во мне, как в мире умерла,темно и тесно быть твоей темницей.Мне негде быть, хоть всё это — мое.Я узнаю твою неблагосклонностьк тому, что спёрто, замкнуто, мало.Ты — рвущийся из душной кожи лотос.Ступай в моря! Но коль уйдешь с земли,я без тебя не уцелею. Разве —как чешуя, в которой нет змеи:лишь стройный воздух, вьющийся в пространстве.
IV
Молчали той, зато хвалима эта.И то сказать — иные времена:не вняли крику, но целуют эхо,к ней опоздав, благословив меня.Зато, ее любившие, брезгливыко мне чернила, и тетрадь гола.Рак на безрыбье или на безглыбьепригорок — вот вам рыба и гора.Людской хвале внимая, разум слепнет.Пред той потупясь, коротаю днии слышу вдруг: не осуждай за лепетживых людей — ты хуже, чем они.Коль нужно им, возглыбься над низинойих бедных бед, а рыбья немотане есть ли крик, неслышимый, но зримый,оранжево запекшийся у рта.
V
Растает снег. Я в зоопарк схожу.С почтением и холодком по кожеувижу льва и: — Это лев! — скажу.Словечко и предметище не схожи.А той со львами только веселей!Ей незачем заискивать при встречес тем, о котором вымолвит: — Се лев. —Какая львиность норова и речи!Я целовала крутолобье волн,просила море: — Притворись водою!Страшусь тебя, словно изгнали вонв зыбь вечности с невнятною звездою.Та любит твердь за тернии пути,пыланью брызг предпочитает пыльностьи скажет: — Прочь! Мне надобно пройти. —И вот проходит — море расступилось.
VI
Как знать, вдруг — мало, а не много:невхожести в уют, в приюттакой, что даже и острогастоль бесприютным не дают;мгновения: завидев Блока,гордыней скул порозоветь,как больно смотрит он, как блёкло,огромную приемля вестьиз детской ручки;ручки этой,в страданье о которой спишь,безумием твоим одетойв рассеянные грёзы спиц;расчета: властью никакоюнемыслимо пресечь твоюгортань и можно лишь рукоютвоею, —мало, говорю,всего, чтоб заплатить за чудныйснег, осыпавший дом Трёхпрудный,и пруд, и труд коньков нетрудный,а гений глаза изумрудныйвсё знал и всё имел в виду.Две барышни, слетев из детскойсветёлки, шли на мост Кузнецкийс копейкой удалой купецкой:Сочельник, нужно наконец-тодля ёлки приобресть звезду.Влекла их толчея людская,пред строгим Пушкиным сникая,от Елисеева таскаякульки и свёртки, вся Тверская —в мигании, во мгле, в огне.Всё время важно и вельможношёл снег, себя даря и множа.Серёжа, поздно же, темно же!Раз так пройти, а дальше — можностать прахом неизвестно где.