Не добела раскалена,и все-таки уже белеетночь над Невою.Ум болееттоской и негой молодой.Когда о купол золотойлуч разобьется предрассветныйи лето входит в Летний сад,каких наград, каких усладиныхпросить у жизни этой?
Возвращение из Ленинграда
Всё б глаз не отрывать от города Петрова,гармонию читать во всех его чертахи думать: вот гранит, а дышит, как природа…Да надобно домой. Перрон. Подъезд. Чердак.Былая жизнь моя — предгорье сих ступеней.Как улица стара, где жили повара.Развязно юн пред ней пригожий дом столетний.Светает, а луна трудов не прервала.Как велика луна вблизи окна. Мы самизатеяли жильё вблизи небесных недр.Попробуем продлить привал судьбы в мансарде:ведь выше — только глушь, где нас с тобою нет.Плеск вечности в ночи подтачивает стеныи зарится на миг, где рядом ты и я.Какая даль видна! И коль взглянуть острее,возможно различить границу бытия.Вселенная в окне — букварь для грамотея,читаю по складам и не хочу прочесть.Объятую зарей, дымами и метелью,как я люблю Москву, покуда время есть.И давешняя мысль — не больше безрассудства.Светает на глазах, всё шире, всё быстрей.Уже совсем светло. Но, позабыв проснуться,простёр Тверской бульвар цепочку фонарей.
«То снился он тебе, а ныне ты — ему…»
Мне Тифлис горбатый снится…
Осип МандельштамТо снился он тебе, а ныне ты — ему.И жизнь твоя теперь — Тифлиса сновиденье.Поскольку город сей непостижим уму,он нам при жизни дан в посмертные владенья.К нам родина щедра, чтоб голос отдыхал,когда поет о ней. Перед дорогой дальнейнам всё же дан привал, когда войдем в духан,где чем душа светлей, тем пение печальней.Клянусь тебе своей склоненной головойи воздухом, что весь — душа Галактиона,что город над Курой — всё милосердней твой,ты в нём не меньше есть, чем был во время оно.Чем наш декабрь белей, когда роняет снег,тем там платан красней, когда роняет листья.Пусть краткому «теперь» был тесен белый свет,пространному «потом» — достаточно Тифлиса.