Вы себе представляете парижских женщинс шеей разжемчуженной, разбриллиантенной рукой…Бросьте представлять себе! Жизнь — жестче —у моей парижанки вид другой.Не знаю, право, молода или стара она,до желтизны отшлифованная в лощеном хамье.Служит она в уборной ресторана —маленького ресторана — Гранд-Шомьер.Выпившим бургундского может захотетьсядля облегчения пойти пройтись.Дело мадмуазель подавать полотенце,она в этом деле просто артист.Пока у трюмо разглядываешь прыщик,она, разулыбив облупленный рот,пудрой подпудрит, духами попрыщет,подаст пипифакс и лужу подотрет.Раба чревоугодий торчит без солнца,в клозетной шахте по суткам клопея,за пятьдесят сантимов! (по курсу червонцас мужчины около четырех копеек)Под умывальником ладони омывая,дыша диковиной парфюмерных зелий,над мадмуазелью недоумевая,хочу сказать мадмуазели:— Мадмуазель, ваш вид, извините, жалок.На уборную молодость губить не жалко вам?Или мне наврали про парижанок,или вы, мадмуазель, не парижанка.Выглядите вы туберкулезно и вяло,чулки шерстяные… Почему не шелка́?Почему не шлют вам пармских фиалокблагородные мусью от полного кошелька? —Мадмуазель молчала, грохот наваливална трактир, на потолок, на нас.Это, кружа веселье карнавалово,весь в парижанках гудел Монпарнас.Простите, пожалуйста, за стих раскрежещенныйи за описанные вонючие лужи,но очень трудно в Париже женщине,если женщина не продается, а служит.
КРАСАВИЦЫ
В смокинг вштопорен,побрит что надо.По гранд по оперегуляю грандом.Смотрю в антракте —красавка на красавице.Размяк характер —всё мне нравится.Талии — кубки.Ногти — в глянце.Крашеные губкирозой убиганятся.Ретушь — у глаза.Оттеняет синь его.Спины из газацвета лососиньего.Упадая с высоты,пол метут шлейфы.От такой красотысторонитесь, рефы.Повернет — в брильянтах уши.Пошеве́лится шаля —на грудинке ряд жемчужинобнажают шеншиля.Платье — пухом. Не дыши.Аж на старом на моржетолько фай да крепдешин,только облако жоржет.Брошки — блещут… на́ тебе! —с платья с полуголого.Эх, к такому платью быда еще бы… голову.