Стихотворения

Роняя бисер, бьют двенадцать раз
часы, и ты к нам сходишь с гобелена,
свободная от мертвенного плена
тончайших линий, сходишь лишь на час;

улыбка бледных губ, угасших глаз,

и я опять готов склонить колена,
и вздох духов и этих кружев пена —
о красоте исчезнувшей рассказ.

Когда же вдруг, поверив наважденью,

я протяну объятья провиденью,
заслышав вновь капризный менуэт,

в атласный гроб, покорная мгновенью,

ты клонишься неуловимой тенью,
и со стены взирает твой портрет.

«Гремит гавот торжественно и чинно…»

Гремит гавот торжественно и чинно,
причудливо смеется менуэт,
и вот за силуэтом силуэт
скользит и тает в сумерках гостиной.

Здесь жизнь мертва, как гобелен старинный,

здесь радости и здесь печали нет;
льет полусвет причудливый кинкет
на каждый жест изысканно-картинный.

Здесь царство лени, бронзы и фарфора,

аквариум, где чутко спят стебли,
и лишь порой легко чуть дрогнет штора,

зловещий шум заслышавши вдали,—

то первое предвестье урагана,
и рев толпы, и грохот барабана!

Последнее свидание

Бьет полночь, вот одна из стен
лукаво тронута луною,
и вот опять передо мною
уж дышит мертвый гобелен.

Еще бледней ее ланиты

от мертвого огня луны,
и снова образ Дракониты
беззвучно сходит со стены.

Опять лукаво озираясь,

устало руку подает,
неуловимо опираясь
о лунный луч, со мной плывет!

Всю ночь мы отблески целуем,

кружась в прохладе полутьмы,
всю ночь мы плачем и танцуем,
всю ночь, танцуя, плачем мы.

Неслышно стены ускользают,

сквозь стены проступаем мы,
нас сладко отблески лобзают,
кружась в прохладе полутьмы.

Так полночь каждую бывает,

она нисходит в лунный свет,
и в лунном свете уплывает,
как крадущийся силуэт.

И знаю я, что вновь нарушу

ее мучительный запрет,
и вновь шепну: — Отдай мне душу! —
и вновь она ответит: «Нет!»

Но, обольститель и предатель,

я знаю, как пуста игра,
и вот созданью я, создатель,
сегодня говорю: — Пора!

Конец безжизненным объятьям!

И вот лукавая мечта
пригвождена одним заклятьем.
одним движением перста.

Не сам ли мановеньем мага

я снял запрет небытия,
и вот ты снова — кисея,
и шерсть, и бархат, и бумага!

Ночная охота