Читаем Стихотворения полностью

припадаю к ладоням горячим,

в синих жилках веселых тону…

Кто там плачет?…

Никто там не плачет…

Просто дети играют в войну!

1959

<p>БУМАЖНЫЙ СОЛДАТИК</p>

Один солдат на свете жил,

красивый и отважный,

но он игрушкой детской был:

ведь был солдат бумажный.

Он переделать мир хотел,

чтоб был счастливым каждый,

а сам на ниточке висел:

ведь был солдат бумажный.

Он был бы рад — в огонь и в дым,

за вас погибнуть дважды,

но потешались вы над ним:

ведь был солдат бумажный.

Не доверяли вы ему

своих секретов важных,

а почему?

А потому,

что был солдат бумажный.

В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?

И он шагнул однажды,

и там сгорел он ни за грош:

ведь был солдат бумажный.

1959

<p>* * *</p>

Б.А.

Рифмы, милые мои,

баловни мои,

гордячки!

Вы — как будто соловьи

из бессонниц и горячки,

вы — как музыка за мной,

умопомраченья вроде,

вы — как будто шар земной,

вскрикнувший

на повороте.

С вами я, как тот богач,

и куражусь и чудачу,

но из всяких неудач

выбираю вам удачу…

Я как всадник на коне

со склоненной головою…

Господи,

легко ли мне?…

Вам-то

хорошо ль

со мною?…

1959

<p>О КУЗНЕЧИКАХ</p>

Два кузнечика зеленых в траве, насупившись,

сидят.

Над ними синие туманы во все стороны летят.

Под ними красные цветочки и золотые лопухи…

Два кузнечика зеленых пишут белые стихи.

Они перышки макают в облака и молоко,

чтобы белые их строчки было видно далеко,

и в затылках дружно чешут, каждый лапкой

шевелит,

но заглядывать в работу

один другому не велит.

К ним бежит букашка божья, бедной барышней

бежит,

но у них к любви и ласкам что-то сердце не

лежит.

К ним и прочие соблазны подбираются, тихи,

но кузнечики не видят — пишут белые стихи.

Снег их бьет, жара их мучит, мелкий дождичек

кропит,

шар земной на повороте

отвратительно скрипит…

Но меж летом и зимою, между счастьем и бедой

прорастает неизменно вещий смысл работы той,

и сквозь всякие обиды

пробиваются в века

хлеб (поэма),

жизнь (поэма),

ветка тополя (строка)…

1960

<p>* * *</p>

Г.В.

Тьмою здесь все занавешено

и тишина, как на дне…

Ваше величество женщина,

да неужели — ко мне?

Тусклое здесь электричество,

с крыши сочится вода.

Женщина, ваше величество,

как вы решились сюда?

О, ваш приход — как пожарище.

Дымно, и трудно дышать…

Ну, заходите, пожалуйста.

Что ж на пороге стоять?

Кто вы такая? Откуда вы?!

Ах, я смешной человек…

Просто вы дверь перепутали,

улицу, город и век.

1960

<p>СТАРЫЙ ПИДЖАК</p>

Ж.Б.

Я много лет пиджак ношу.

Давно потерся и не нов он.

И я зову к себе портного

и перешить пиджак прошу.

Я говорю ему шутя:

«Перекроите все иначе.

Сулит мне новые удачи

искусство кройки и шитья».

Я пошутил. А он пиджак

серьезно так перешивает,

а сам-то все переживает:

вдруг что не так. Такой чудак.

Одна забота наяву

в его усердьи молчаливом,

чтобы я выглядел счастливым

в том пиджаке. Пока живу.

Он представляет это так:

едва лишь я пиджак примерю —

опять в твою любовь поверю…

Как бы не так. Такой чудак.

1960

<p>ДЕЖУРНЫЙ ПО АПРЕЛЮ</p>

Ж.Б.

Ах, какие удивительные ночи!

Только мама моя в грусти и тревоге:

— Что же ты гуляешь, мой сыночек,

одинокий,

одинокий? —

Из конца в конец апреля путь держу я.

Стали звезды и круглее и добрее…

— Мама, мама, это я дежурю,

я — дежурный

по апрелю!

— Мой сыночек, вспоминаю все, что было,

стали грустными глаза твои, сыночек…

Может быть, она тебя забыла,

знать не хочет?

Знать не хочет? —

Из конца в конец апреля путь держу я.

Стали звезды и круглее и добрее…

— Что ты, мама! Просто я дежурю,

я — дежурный

по апрелю…

1960

<p>ПО СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ</p>

Ж.Б.

По Смоленской дороге — леса, леса, леса.

По Смоленской дороге — столбы, столбы, столбы.

Над Смоленской дорогою, как твои глаза, —

две вечерних звезды — голубых моих судьбы.

По Смоленской дороге — метель в лицо, в лицо,

все нас из дому гонят дела, дела, дела.

Может, будь понадежнее рук твоих кольцо —

покороче б, наверно, дорога мне легла.

По Смоленской дороге — леса, леса, леса.

По Смоленской дороге — столбы гудят, гудят.

На дорогу Смоленскую, как твои глаза,

две холодных звезды голубых глядят, глядят.

1960

<p>ОСЕНЬ В КАХЕТИИ</p>

Вдруг возник осенний ветер,

и на землю он упал.

Красный ястреб в листьях красных

словно в краске утопал.

Были листья странно скроены,

похожие на лица, —

сумасшедшие закройщики кроили эти листья,

озорные, заводные посшивали их швеи…

Листья падали

на палевые

пальчики

свои.

Называлось это просто: отлетевшая листва.

С ней случалось это часто

по традиции по давней.

Было поровну и в меру в ней

улыбки и страданья,

торжества и увяданья,

колдовства и мастерства.

И у самого порога, где кончается дорога,

веселился и кружился и плясал

хмельной немного

лист осенний,

лист багряный,

лист с нелепою резьбой…

В час, когда печальный ястреб вылетает

на разбой.

1960

<p>ЧУДЕСНЫЙ ВАЛЬС</p>

Ю. Левитанскому

Музыкант в лесу под деревом

наигрывает вальс.

Он наигрывает вальс

то ласково, то страстно.

Что касается меня,

то я опять гляжу на вас,

а вы глядите на него,

а он глядит в пространство.

Целый век играет музыка.

Затянулся наш пикник.

Тот пикник, где пьют и плачут,

любят и бросают.

Музыкант приник губами к флейте.

Я бы к вам приник!

Но вы, наверно, тот родник,

который не спасает.

А музыкант играет вальс.

И он не видит ничего.

Он стоит, к стволу березовому прислонясь

плечами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Марьина роща
Марьина роща

«Марьина роща» — первое крупное произведение журналиста. Материал для него автор начал собирать с 1930 года, со времени переезда на жительство в этот район. В этой повести-хронике читатель пусть не ищет среди героев своих знакомых или родственников. Как и во всяком художественном произведении, так и в этой книге, факты, события, персонажи обобщены, типизированы.Годы идут, одни люди уходят из жизни, другие меняются под влиянием обстоятельств… Ни им самим, ни их потомкам не всегда приятно вспоминать недоброе прошлое, в котором они участвовали не только как свидетели-современники. Поэтому все фамилии жителей Марьиной рощи, упоминаемых в книге, изменены, и редкие совпадения могут быть только случайными.

Василий Андреевич Жуковский , Евгений Васильевич Толкачев

Фантастика / Исторические любовные романы / Поэзия / Проза / Советская классическая проза / Ужасы и мистика