Читаем Стихотворения полностью

Мы здесь ходим, как буржуи

вдоль по стрит и авеню.


Если кто-то забушует,

я их вмиг угомоню.

Дам по будке и по банке,

чтоб не квакали муру.


Я по фене на Лубянке

ботал, как и в цэрэу.

Океан, океан,

ты шизо и хулиган.


Ты гуляешь и бушуешь,

и плюешься, как шпана...

Душу серую, лихую

на судьбу свою бухую


плещет пьяная волна.

От Нью-Йорка до Майами

шли мы влево и вперед.

И на Тихом океане

свой закончили поход.


Солт-Лейк-Сити пролетали

словно Пензу и Туву...

Ни хрена мы не видали,

только водку и жратву.


Океан, океан,

залечи мне тыщи ран -

от жены, и от детей,

и от всей родни моей,


от Земли и Небосвода,

от высокого стиха,

и от русского народа,

и от пьяного греха.

1993

ВСЁ НАПИСАНО В ДУШЕ

"Бог искушал Авраама и сказал ему:

...возьми сына твоего, ...

...которого ты любишь, Исаака, ...

...и принести его во всесожжение ..."

Ветхий завет. Книга Бытия 22,1-13.


Это чувство называется - Печаль,

ощущается в упадке и тоске...

Или дней неверно прожитых нам жаль,

или пяток, позабывших о песке?


Покачаемся на волнах, как киты,

и пора на глубину, на глубину.

Наши правила безумны и просты,

наша клетка так похожа на страну.


Покопайся в чемоданах, в сундуке -

там ты крылья позабытые найдешь...

В них на Землю ты явился налегке...

Вещи, деньги, мебель, книги - это ложь!


Все написано в Душе и в Небесах,

только Боги переставили слова.

У любимых эти истины в глазах.

А еще их помнят ветер и трава.


Это чувство называется - Печаль,

ощущается в прощаниях, как страх.

Или дней, что без Любви я прожил, жаль,

или крыльев, позабывших о ветрах?


Ты вернешься в ту далекую Страну.

Миг прощанья с Этим Миром - миг любой.

Не пугайся ни Богов, ни Сатану,

если Память и Любовь всегда с тобой.


Ради творца не унижу сына,

ради Царя не испорчу песнь.

От тропаря до струны клавесина,

от суеты до великого сплина


все мне - Благая Весть.

1994

ЛЮБОВЬ К ПЕТЕРБУРГУ

Я люблю этот бедный вертеп,

это скопище наглых эстетов

и владельцев ножей и кастетов,

и парламентской придури рэп.

Я бежал с молодежных собраний,

с целины и армейской муштры.

И фуфло журналистских писаний

не проникло в мои конуры.

Я любил это хамство и мрак,

эти улицы пьяных рабочих,

и героев войны у обочин,

и кровавый замызганный стяг.

Я любил первомайские лица,

идиотских восторгов накал,

когда мог под вождями напиться

тот, кто брал и не брал интеграл.

Я живу на земле, где ублюдки

нами правят и в уши поют,

где невиннее всех проститутки,

вожделенны кулак или кнут,

Наши самые главные дяди

врут в газетах и врут через рот,

содержа, как макак в зоосаде,

терпеливый, безмолвный народ.

Разжирев на вранье, журналисты

смотрят честно с экранов на нас.

И, глупее всех больше, артисты

забавляют владетельный класс.

И с дурманом в крови и в кармане

спят бомжи в полутьме чердаков,

и дыша перегаром в тумане,

дети грабят и бьют стариков.

Умирает Страна некрасиво.

Похмеляясь и пробуя красть,

И насилует тихо Россию

сам народ, что поднялся во власть.

Я и сам, как убийца угрюмый,

спрятав маленький ножик в карман,

поутру начинаю из рюмок,

а к полночи глотаю стакан.

А во сне чиноправные морды

обещают прогресс и уют,

прибивают на сердце мне орден

и слова о свободе поют,

А проснусь, и заплеванный Питер

принимает меня, как бомжа.

И плетусь я, засунутый в свитер,

без любви, без Страны, без гроша

О, Господи, что там в Гад Буке

начертал ты в холодной мечте?

Вместо этого старые муки

Эгалите, Фратерните и Либерте.

1994

МОЙ МАЛЕНЬКИЙ АНГЕЛ БОЛЬШОЙ

Невесел, невесел, невесел

мой маленький Ангел больной.

Он нынче ушел от невесты

и песен

уже не поет под Луной.

А было - он, взявши гобойчик,

дудя, и дудя, и дудя,

плясал, как охайский ковбойчик,

(такой чек)

такое простое дитя.

И дергал он струны гитарки,

и пел, как хрипой эмигрант.

За взгляд Ангелицы Тамарки

Кошмарки

плясал и плясал, как мутант.

Он серые кудри расчешет

и плюнет на Землю с Луны,

поскольку ни конный, ни пеший,

ни леший

оттуда ему не видны.

Он бросит какой-нибудь камень,

а, может быть, что-то еще.

Ему же своими руками

дал Ленина орден,

а после - по морде

какой-то Никита Хрущев.

Тамарка его - Ангелица

его не умела ценить.

Заставит побриться,

чтоб мог он учиться,

учиться, учиться не пить.

Но он выпивал понемногу-

стаканом, ведром, сапогом.

За Черта, за Бога,

за руку, за ногу

немного в дорогу. Ого!

Ну, в общем, не рок и не блюзы

его довели до беды -

а то, что с распадом Союза

от пуза

страной управляют балды.

Потом Ангелица Тамарка

в ламбаде сломала стопу,

упала лицом на цыгарку

товарка

я очень обжегши губу.

Она не могла целоваться,

А маленький Ангел больной

радировал с ранцевой рации

Франции,

что он без любви под Луной.

Он в кудри пальцами вцепился

и рвал он их, рвал он их, рвал...

Как будто у Даугавпилса

(копил все)

он брал, брал, брал, брал

интеграл.

Такая крутая «лав стори»,

такая новелла, чувак.

Эх, выпьем за Черное море

мы с горя,

там тоже сегодня бардак.

1994

СЧАСТЬЕЛОВ

Возьмешь аккорд - не надо денег...

Возьмешь другой -не надо слов...

Мне говорят, что я бездельник,

а я нормальный счастьелов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия