А на дворе стоит Столетье.
Оно, как пьяный управдом...
И дни, как маленькие дети,
сидят за нищенским столом.
Стоит, качается Столетье,
другое рядышком лежит...
Капитализм мне не светит,
и гаснут в доме этажи.
Но я возьму гитару в руки
и скрипну маленьким колком,
и воспою свои разлуки
простым, изящным языком.
И так пленительны аккорды,
и так изыскан легкий слог,
что невзыскательные морды
уйдут и сплюнут на порог.
Народ не любит это слушать,
и люди бьют за это в глаз.
Настроены простые уши
на популярный унитаз.
А я, униженный и гордый,
интеллигентный, как рояль,
беру, беру свои аккорды,
пою, пою свою печаль.
И подойдет среди газона
ко мне какой-то гражданин,
отдаст бутыль «Наполеона»,
и выпью я е6 один.
И Бог пришлет за мной из Рая
девицу, Ангела, дитя...
И я спою ей и сыграю,
и с ней уйду, как жил, шутя.
1994
РЕЙНСКИЕ СТАНСЫ
1.
Представь, в эти чистые тихие городки
я въезжаю почти равнодушно
на чьей-нибудь чистой машине...
и нет о России возвышенных мыслей
и прочей тоски.
Вернусь я, и скоро.
И буду всегда возвращаться отныне.
2.
Поскольку однажды представив...
Да нет же, забудь этот бред!
Хотя те приязни,
которыми здесь одаряют так честно,
весьма затрудняют прощанье,
навязчивый след
в тебе проминая,
как в старом диване хозяин любезный.
3.
Так трудно привыкнуть,
что клетка открыта теперь,
и можно выпархивать старым грачом,
одурев от пространства.
Но я не забуду, поверь,
эту плотную русскую дверь
и бывших крестьян, возведенных
в чины крепостного дворянства.
4.
Свобода. О, как её смысл непонятен и прост
О, как он понятен и сложен,
и как её песни капризны!
Я выстроил к ней потайной
зарифмованный мост,
невидимый стражам моей
криминальной Отчизны.
5.
Они, слава Богу,
читать не умеют и туги на слух.
Но как же прекрасны
Внимаю их ясные лики!
Одни разлетелись по Свету,
с собой прихватив
и детей, и старух.
Другие живут ещё в смуте
по-русски великой.
6.
И мы здесь. Кому-то же нужно...
Но хватит об этом.
В корявой стране по-особому ярок
гармонии свет!
С развалин Империи кто-то
уедет достойным, безумным поэтом,
и там образумится.
Глядь, а Свобода осталась в России.
И больше нигде её нет.
1994
АЛКАШИ
Алкоголик старый Слава
не боялся ни шиша,
не валялся он в канавах
с самогона и ерша.
Он гулял интеллигентно
с перегаром из души.
И ему индифферентно
улыбались алкаши.
Алкаши, алкаши -
днем и ночью хороши,
Только утром мрачны лица,
если нет опохмелиться.
В голове и шум, и звон -
разливай одеколон.
Алкаши, алкаши,
я люблю вас от души.
Дядя Слава жил красиво -
без квартиры и без жен,
Мы с ним как-то пили пиво,
хоть и был он заряжен.
А потом мы для разрядки
взяли белого домой...
Дядя Слава был в порядке,
ну а я-с копыт долой.
Алкаши, алкаши,
днем и ночью хороши.
До одиннадцати, братцы,
как-то нужно продержаться.
Нет стаканов и стола -
пьем в подъезде из горла.
Алкаши, алкаши,
всех бы трезвых придушить!
Если не было у Славы
за душою ни гроша,
он любую пил отраву
и любого пил ерша.
Пили вместе мы лет десять,
было Славе хоть бы хны.
Слышал - он погиб в Одессе,
выпив три стакана хны.
Алкаши, алкаши,
много здесь людей больших.
Капитан есть и писатель,
академик есть и врач ...
Ох, российский обыватель,
ты за них чуть-чуть поплачь.
Алкаши, алкаши,
догорел огонь души.
1995
ЕСЛИ ЖЕНЩИНА ВХОДИТ В ТВОЙ ДОМ
Если женщина входит в твой дом,
потеснись, уступи ей просторы,
где болезни, чая, разговоры,
споры, слезы - своим чередом,
если женщина входит в твой дом.
Приготовь свое сердце к трудам,
если ты удостоился чести -
быть хоть сколько-то рядом и вместе,
если стерпятся Рай и Бедлам,
приготовь своё сердце к трудам.
Если женщина входит в твой дом,
приготовь свое сердце к разлуке...
Позабудь про вино и науки,
стань прозрачным, как день за окном,
если женщина входит в твой дом.
Подчинись и глазам, и речам...
Ну хотя бы сначала для вида...
Ты узнаешь, что боль и обида
исчезают всегда по ночам,
уступая губам и плечам.
Расскажи ей, как можешь,
про то, что печалит тебя и тревожит,
что ты чувствуешь сердцем и кожей,
про Шопена, про джаз и Ватто,
Если что-нибудь помнишь про то...
Если женщина входит в твой дом,
может быть, она послана Богом,
и жилье твое станет чертогом,
и отныне ты к тайне ведом...
Если женщина входит в твой дом...
1995
МАТЬ СОЛДАТА
В декабре погиб в Ичкерии солдат
от свинца ли, от чеченского ножа.
Он не знал, что не воротится назад...
Удивленный на спине в грязи лежал.
Мать узнала, онемела. И без сна
потекло житье, как черная река.
Но ни разу не заплакала она -
очи высушила смертная тоска.
И приехал к ней однажды генерал,
и медальку ей красивую привез.
О войне ей о чеченской рассказал,
выпил горькой и расстроился до слез.
Отомстили мы за сына твоего!
Сто чеченцев в свою землю полегли!
Мать солдата не сказала ничего,
только слезы её тихо потекли.
Налила ему печалицы в стакан.
Видно, ты не поумнеешь, генерал!
Сотня женщин - и у каждой был пацан,
значит, двести ты, не сто, поубивал.
Эту весть ты понапрасну мне принес...
А теперь езжай обратно поскорей!
Ей на сына не достало горьких слез,
но хватило на чеченских матерей.
Пой песню, пой!
Пой, пока живой.
Если ты не сын начальнику, не брат,
за Россию, как герой, умрешь, солдат.
1995