Что будит в 6.30 меня!
Невсебешная
Я сплю и сплю — беременная что ли?
Уж полночь близится, а мне не по себе.
С собой давно уже, конечно, в ссоре.
А память лечат прямо в голове.
Каньон любви давно не видел снега,
Да и зачем ему такая суета,
Я просыпаюсь от наваристого бреда,
И бигуди не те, и я совсем не та.
За что мне морщить лоб от лета к лету,
Ведь кашель — не чахотка, говорят,
На полдник ем капустную котлету,
На завтрак пригласила двух бобрят.
И не пойму, и не прощу кого-то,
И выйду прямо голой на балкон,
Смеюсь с собой от фразы анекдота
И голубям крошу с него батон.
Не одинока я, я просто фея в мае.
Мне нравится кружить вам голову.
Не отступайте, дорогой, бегите к раю,
А я вас здесь, в дурдоме, подожду.
Шизофазия
В раскидистом густом овраге
Лепила лошадь соловья.
И находясь в таком распаде,
Мы пели песни кумовья.
Слепые шапки песнопенья,
Комок груди, рябины вой,
С трещащей мудростью вопящей
Кормил назойливой стрелой.
Старушка древняя лягушка,
Отчетливо возясь в золе,
Кому-то нежно пела в ушко
О невоскресшем соловье.
Морил лопух семью горохом,
Ответным пеньем соловья,
А младший брат пердел и охал
Над крайней степенью «нельзя».
Чредой имущество творящей
Конец ее постиг концов.
И конь лепниной говорящей
Заснул на грядке огурцов.
Свора
Задумали как-то собаки породы мастистой
В квартале у дома учить дворовых.
Мол, чтобы достигнуть им титулов чистых,
Учиться у них — «кровей голубых».
Учили, как бегать, сидеть, заслужить поощренье,
Учили, как трапезу с хрустом, не чавкая, есть.
Шампунем как мыться, в больнице лечиться…
Учили-учили, хвала им и честь!
Дворняги их слушали, внемля советам,
Разинувши пасти, слюной истекая,
Как быть, что носить на себе этим летом,
Укладка гламурная будет какая…
Так вся эта свора, в манеры углубясь,
Скулила культурно, сидя вдоль обочины.
Не видела свора, как ехал автобус,
Он вовремя ехал, он ехал с рабочими.
И тут к удивлению серых, никчемных,
Бросились в лужи, колеса кусая,
С матом визгливым те, что из почтенных,
Транспорт маршрутный вперед провожая.
Смысл этой басни, увы, очень прост —
Попали манеры собаке под хвост.
Пусть ты гордишься породой и чином —
За маской не спрятать лица дурачины!
Страна дураков
Старомосковские приветы,
Дождливый Питер и сырой,
Урала грубые секреты,
Сибирский снег, метелей вой.
Дорог извилистые пряди
Перемежают пряди рек,
Смотрю, сквозь лобовое глядя,
Страны огромной человек.
Пестрит крестами на макушках,
Блистая светом куполов.
Молебны звучные в церквушках
Средь деревень и хуторов.
Летит по небу сердца искра,
Спешит объять любимый край,
Родную землю песней близкой,
Лап-тап, ти-буду-дай…
Четыре
Четыре белых столба.
Четыре ножки у стула.
Четыре — это судьба? А может, грани от дула?
Четыре сезона погоды,
Четыре — на свете — сторон!
Четыре — основа природы? А может, основа времен?
Четыре — фундамент, опора!
Четыре в квадрате угла.
Четыре из школьного спора, умножим, когда дважды два!
Четыре же, если разложить,
Четыре получим строки!
Четыре не истина, может? А это вообще не стихи!
Эзотерически-религиозное
Музыка жизни
Ворчащих скрипок диссонансы тревожат душ крикливый шелк.
Меня уносит хор секвенций под флейты плачущей аккорд…
И саксофона крик надрывный пленит, как детский плачь в яслях,
Я сердце рву на нервов стоны в ревущих пламенных очах…
Без смерти нет, увы, и жизни, и кто в гармонии с собой —
Лишь пленный музыки вселенной, свой ищет консонансный строй…
Отдав себя с последней каплей, лишь истинный творец поймет:
Кто расплескать себя боится, тот не воскреснет, тот умрет…
Остров
Я маюсь от грехов, сжигающих мне душу!
Покаяться хочу, да вот уста молчат.
Я выброшен на берег леденящей суши.
Безмолвно только небо, но глаза кричат!
Не испугает лёд осколками разлуки.
Куда я рвусь сегодня? Жить или умереть?
С небес хочу внимать блаженные я звуки,
Чтоб у ворот Господних святую песню петь!
Разверзнется пусть небо слезами всепрощенья,
Святой водою лики всех грешных окропит.
Придет, наступит время всемирного прозренья,
И жить по праву чести никто не запретит.
Отреченный
Я сатаны внебрачный сын,
Рожденный ангельскою девой.
В пустыне жизни я акын,
Кочующий от страха к гневу.
И столп судьбы своей под купол
Воздвиг не я во храме веры.
Любовь с надеждой неподкупны,
Не откупорить мне их двери.
Холодным сердцем отвергаю
Тепло от рук, зовущих ввысь.
Нет, не ханжа я! Просто знаю,
Люблю лишь тех, что отреклись.
Пост
Ломает тело похоть жажды, на постном одре дух хрипит,
Внутри всего сильнее, дважды умноженный, Содом вопит…
Впивая зубы в мякоть фрукта, растленная душа умрет,
От плоти и услады в руку божественной мольбы придет.
И покаянный путник грешный, молясь, очистившись, прозрел…
Дорогою пройдя неспешной, стол яственный вдали узрел.
Снимая плащ-накидку смерти, судьба присела вдруг за стол,
В пасхальной буйной круговерти косу бросая прям на пол…
И в благостном хмельном веселье нет мест для горя и тоски,
«Христос Вознесся», — вместе пели и ангелы, и мужики…
Но праздный день, увы, в исходе, судьба, к работе приступая,
Пустила слух тогда в народе, что смерть глухая и слепая…