Стихотворения и поэмы

Случалось, что черновики ее «взрослых» стихов были содержательнее опубликованных текстов. Раньше многих Полонская почувствовала за спиной тяжелое дыхание «Музы цензуры», попытки обойти которую лишь изредка давали тактический выигрыш — но давали! Характерна в этом смысле литературная судьба написанной в 1922 году знаменитой «Баллады о победителе», не имевшей в беловике посвящения[56] и всегда печатавшейся, а потому известной, только под названием «Баллада о беглеце». Ее резкий рефрен:

У власти тысячи рук,
И ей покорна страна,
У власти тысячи верных слуг,
И страхом и карой владеет она… —

варьируется от строфы к строфе. Баллада завершается мажорно и даже пафосно:

У власти тысяча рук
И не один пулемет,
У власти тысяча верных слуг,
Но тот, кому надо уйти, — уйдет.
На север,
На запад,
На юг,
На восток
Дорога свободна, и мир широк…

Толчком к ее написанию послужил удавшийся побег из Петрограда в Финляндию Виктора Шкловского[57]. Перед тем ГПУ пыталось его арестовать по делу о «заговоре» эсеров (на квартире Полонской оно устроило одну из засад, но Шкловский ни в одну не попался). Превосходную балладу, свободную от каких-либо конкретных исторических подробностей, в 1923-м напечатали исключительно благодаря фальшивому посвящению «Памяти побега П. А. Кропоткина», отодвинувшему сюжет подальше от советской поры. Вскоре, однако времена изменились, а вместе с ними и список цензура проходимых посвящений — отныне допускалось воспевать побеги от царских сатрапов только «настоящих», (т. е. впоследствии не репрессированных) и только большевистских героев, а потому посвящение анархисту Кропоткину пришлось заменить посвящением умершему своей смертью большевику Я. М. Свердлову, причем время написания баллады, чтобы не возникло никаких аллюзий, переместился на лето 1917 года (побег от «ищеек Временного правительства» нерепрессированным большевикам шел в заслугу). Замечательная баллада Елизаветы Полонской печатается здесь без посвящения, но с сохранением исторически устоявшегося названия…

5. «В петле» (1923–1925)

В начале 1923 года Полонская написала поэму о самой что ни на есть современности: из эпохи НЭПа, когда, выражаясь тогдашним языком, мелкобуржуазная стихия захлестнула и часть революционной молодежи[58].

Поэме Полонская предпослала Пролог из трех строф о городе, построенном «руками рабов в стране полярных утопий», где на месте Медного Всадника поставят памятник «Шахматисту народных смятений», возле которого станут играть «дети грядущего» — дети нового мира, созданного по плану «Шахматиста». Надежде на свершение столь олеографической грезы о бесконфликтной жизни надлежало смягчить и оправдать остроту последующих одиннадцати коротких главок поэмы.

Эпоха НЭПа, сменившая голодные годы военного коммунизма, была единственно возможным спасением страны от экономической катастрофы. Нэпманы это чувствовали и открыто предавались радостям «красивой жизни».

Чтобы сытый и богатый мог спокойно спать,
Будут кожаные куртки город охранять…
Безмятежно спи, делец,
Далеко еще конец!
Революция тебя охраняет…

Не так уж трудно теперь представить, каково было рядовым участникам победившей революции по-прежнему жить в нищете и смотреть на лоснящиеся физиономии новых богатеев:

Они дрожали, собаки,
При виде наших знамен.
А нынче смеется всякий…
Матросом гнушается он…

Естественный вопрос «За что боролись?» и жестокая обида на судьбу — вместо ответа. Героем поэмы Полонской стал в недавнем прошлом революционный матрос и участник штурма Зимнего, а теперь легендарный питерский бандит:

Ленька Пантелеев,
Сыщиков гроза.
На руке браслетка,
Синие глаза…

Кто еще так ловок —
Посуди сама!
Сходят все девчонки
От него с ума.

Автор сознательно выбрал героя и, это чувствуется, симпатизировал ему. Поэма свободна от примитивно сатирических стрел в духе стихотворных фельетонов Демьяна Бедного — речь ведь идет не об относительно благополучном партийном товарище эпохи НЭПа, который предпочел дорогостоящие жизненные услады честной и скромной жизни на партминимум. НЭП, хочешь не хочешь, провоцировал бандитизм. Герой поэмы покушается на нэпмановскую парочку, а потом награбленное транжирит в кабаке, где его и настигает милиция. Ленька Пантелеев, как и подобает бесшабашному герою, не сдается, даже почувствовав, что окружен. Гибель главного героя от милицейской пули не останавливает кабацкого разгула: