Стихотворения и поэмы

Отметим, что в рукописи поэма имела посвящение М. С. Ф. — т. е. М. С. Фербергу, но отрывки из нее печатались с вымышленным посвящением Е. Б. В., которое в письмах Фербергу Полонская шутливо раскрывала как «Его Бенгальскому Величеству»[73]. Посвящение начинается строфой:

Веселый друг, любовник черствый.
Тебе, без горечи и зла,
Туда, через года и версты,
Где пленницей и я была…

Замена была связана с явным нежеланием публичной привязки откровенного текста посвящения к реальному лицу; иные читатели могли отнести напечатанную аббревиатуру посвящения, скажем, к Евгению Багратионовичу Вахтангову, умершему в 1922-м… В многозначной строке про пленницу речь идет, безусловно, о 1924 годе; и в архиве Полонской первоначальный план поэмы и ряд законченных отрывков говорят о том, что действие ее плавно переходит от 1921-го к 1924-му году. Хотя нельзя не признать, что ясного понимания событий 1924 года в Грузии на основе увиденного и пережитого у Полонской не было. Его никак нельзя было составить и на основе тогдашних трескучих фраз республиканской газеты «Заря Востока», а московские газеты писали об этом еще меньше. Добавим, что жившая в тифлисской квартире арестованного Ферберга Полонская, судя по всему, не располагала и серьезной приватной информацией о происшедшем.

Персонажи поэмы несомненно вымышлены; главными действующими лицами надлежало стать юной грузинской княжне, внучке нефтяного короля, влюбившейся в молодого чекиста Горелова, вступившего в Тифлис вместе с частями Красной Армии, и самому чекисту. Отметим, что сюжетно два сохранившихся наброска («Тревога» и «Революционный трибунал») явно относятся к событиям 1924 года. Что же касается сугубо личного сюжета, то, первоначально включенный в поэму, он был затем изъят из нее и составил цикл стихотворений «Еще любовь».

О том, что в процессе работы над поэмой авторские планы менялись, можно судить по стихотворению «Тифлис», где описывается октябрьское празднование в столице Грузии — в первоначальном виде оно напечатано в 1925 г. (Ленинград. № 15) под заголовком «Первое мая в Тифлисе».

Что-то в 1925-м году не позволило Полонской продолжить начатую работу над поэмой «Кавказский пленник», но написанного ей было жаль, и дважды (в 1929 и 1935 гг.) она включала ее фрагменты в свои книги. В самом начале 1925 года первоначальные отрывки поэмы (без упоминания ее названия) публиковались в ленинградской периодике; в третьей книге Полонской «Упрямый календарь» (1929) помещены «Отрывки из поэмы “Пленник”» — «Посвящение» и шесть фрагментов (слабо связанных между собой стихотворений): «Начало романа», «Родословная героя», «Героиня», «Когда любовь» (всего две строфы), «Тифлис» и «Счастье». Они составили самую большую, но далеко не полную публикацию отрывков из поэмы «Пленник»; уже в четвертой книге Полонской «Года» (1935) фрагмент «Счастье» («Чекиста любить — / Беспокойно жить…») изъяли… В настоящем издании сделана попытка реконструировать поэму с учетом всех сохранившихся в личном архиве Полонской материалов; отрывки, не вписывающиеся в первоначальный план, печатаются отдельно в разделе стихов, не вошедших в книгу «Упрямый календарь».

7. «Упрямый календарь. Стихи и поэмы 1924–1927»

Третья книга стихов Полонской «Упрямый календарь» (ее выпустило в 1929 году, «году великого перелома». Издательство писателей в Ленинграде) завершает публикацию ее поэзии досталинских лет. Подчеркнем, что самое имя диктатора не встречается ни в этой книге, ни в следующей, вышедшей в 1935-м. Однако если «Знаменья» и «Под каменным дождем» писались вообще без какой-либо оглядки на партийные установки, и читатель может ощутить полную свободу от текстов Полонской, то в «Упрямом календаре» некоторое соотнесение (боковым зрением) с «пульсом эпохи», пожалуй, уже ощутимо…

В первом разделе «Упрямого календаря» напечатаны небольшие поэмы: «Кармен» (1923), «В петле» (1923) и отрывки из поэмы «Кавказский пленник» (1924–1925).

Поэма «Кармен» — рассказ о том, как революция неожиданно и радикально меняет судьбу, уготованную прежним строем бойкой девахе с табачной фабрики, прозванной по имени героини знаменитой новеллы Мериме (Елизавета Григорьевна, кстати сказать, какое-то время работала врачом на табачной фабрике и хорошо знала жизнь работавших там женщин).