Стихотворения и поэмы

Благоухали в полдневном жару нарцисс и затор, дыша, все в цвету,
И караван, затерян в пыли, подвигался вперед, утомлен и в поту.
«Иди, караван мой! сквозь бурю и зной, в пустыню войди, остановок нам нет!»
Так в гневе, с тоской говорил сам с собой Абул Маари, великий поэт.
«Пусть встретит меня обжигающий ветр, след в горючих песках пусть сотрет он навек,
Чтоб меня человек не нашел никогда, чтоб рядом со мной не дышал человек.
От людей я в пустыне буду спасен, так кого же еще мне бояться теперь?
С громким рыканьем в песках на меня пусть нападает яростный зверь!
Уже вижу я львов рыжешерстных вдали, что глядят на меня, тая свой порыв,
И ветер свевает тысячу искр на желтый песок с их желтеющих грив.
О придите, взываю, я не бегу! придите пожрать уязвленную грудь!
Я назад в города не вернусь никогда, в людское жилье не войду отдохнуть.
Быть должно с людьми на страже все дни, с оружьем в руках озираться вокруг,
Чтоб тебя не обидел, не растерзал, накинувшись вдруг, и недруг и друг.
Что люди? под маской — дьявольский лик! у каждого коготь и жало найдешь,
Копыто и клык; их лживый язык всегда ядовит и колет, как нож.
Что люди? Им любы крохи твои! Взирает их взгляд, где от денег ключи.
Готовы отречься, готовы предать, что стая лисиц, палачи, палачи!
Все низкопоклонны, продажны все, малодушны и льстивы во дни нищеты,
Все немилосердны, мстительны все, во дни богатства кичливы, пусты.
Обозревши пески, если счесть все шаги, что мой караван по дороге прошел,
Несчетность шагов не сравнится с числом в единые сутки свершаемых зол.
И вот говорю я: услышьте меня, ты, Север и Запад, ты, Юг и Восток!
Чьи враждебные ветры внемлют теперь правдивым словам, что путник изрек!
Услышьте, развейте жгучую речь, пусть от моря до моря узнает весь свет,
Что хуже, постыдней, чем человек, что жесточе его — создания нет.
Люблю я шакала и с жалом змею, и лишь к человеку во мне нет любви.
Кто столь же нещадно мучил меня? чьи алчные руки столь же в крови?
Доколь над пустыней в синей выси огневеет созвездий за взглядами взгляд,
Доколь, воздымаясь, волны песка под ветром шумят и как змеи шипят,—
Я не захочу человека узреть, не вернусь к прежней жизни в отчизне, как в плен,
Пусть вихрь огневой встает предо мной, пусть мне угрожают зубы гиен!
Беги, караван мой! от шумных пиров, безумных, развратных, бесстыдных всегда,
От гнусных базаров торговли и лжи, от мерзостных скопищ без капли стыда!
От женщин беги и беги от любви, от дружбы и мести беги целый день.
Мне ненавистно всё, что с людьми, мне ненавистна людей даже тень.
Иди, караван мой, иди, попирай копытами землю, права и закон
И пылью пути своего покрывай как добро, так и зло, — беги дальше под звон!»
Выпрямив выи крутые свои, верблюды бежали, как ветер легки,
Бежали под звон, и по их следам, как другой караван, клубились пески.
Бежали под звон — по сожженным степям в даль неведомых стран, к золотистой дали,
Оазы, деревни, деревья, поля исчезали за ними в песчаной пыли.
Словно испуган, Абул Маари бежал неустанно всё к новым местам,
Как будто бы люди, женщина долго гнались беспрестанно за ним по пятам.
Под звон-перезвон проходил караван безвозвратно, не глядя, чрез множество стран,
Мимо сумрачных башен больших городов, где наживой и страстью люд алчущий пьян;
Мимо скорбных строений глухих деревень, столетья объятых довольством тупым;
Бежал неустанно к пустыне нагой, с постоянной тоской, по степям золотым.
Караван всё бежал и ночи и дни свой путь совершал, виясь как змея,
И в душе размышлял Абул Маари, нахмурив чело и гнев затая,
Он плакал без слез, и в сердце впилась немая тоска без конца, без границ,
А путь его рос, дорога вилась по равнинам песка без конца, без границ.
Не хотел он взглянуть на пройденный путь, и прошлого было не жалко ему,
Без ответа приветы других оставлял и приветствий не слал по пути никому.