Художник был горяч, приветлив, чист, умен.Он знал, что розовый застенчивый ребенокДавно уж сух и желт, как выжатый лимон;Что в пульсе этих вен — сны многих погребенных;Что не брабантские бесценны кружева,А верно, ни в каких Болоньях иль СорбоннахНе сосчитать смертей, которыми живаДесятилетняя. Тлел перед ним осколокИздерганной семьи. Ублюдок божества.Тихоня. Лакомка. Страсть карликов бесполыхИ бич духовников. Он видел в ней итогИстории страны. Пред ним метался пологБезжизненной души. Был пуст ее чертог.Дуэньи шли гурьбой, как овцы. И смотрелисьВ портрет, как в зеркало. Он услыхал потокВитиеватых фраз. Тонуло слово «прелесть»Под длинным титулом в двенадцать ступеней.У короля-отца отваливалась челюсть.Оскалив черный рот и став еще бледней,Он проскрипел: «Внизу накормят вас, Веласкец».И тот, откланявшись, пошел мечтать о ней.Дни и года его летели в адской пляске.Всё было. Золото. Забвение. ЗапойБессонного труда. Не подлежит огласкеДуша художника. Она была собой.Ей мало юности. Но быстро постареть ей.Ей мало зоркости. И всё же стать слепой.Потом прошли века. Один. Другой. И третий.И смотрит мимо глаз, как он ей приказал,Инфанта-девочка на пасмурном портрете.Пред ней пустынный Лувр. Седой музейный зал.Паркетный лоск. И тишь, как в дни Эскуриала.И ясно девочке по всем людским глазам,Что ничего с тех пор она не потеряла —Ни карликов, ни царств, ни кукол, ни святых;Что сделан целый мир из тех же матерьялов,От века данных ей. Мир отсветов златых,В зазубринах резьбы, в подобье звона где-тоНа бронзовых часах. И снова — звон затих.И в тот же тяжкий шелк безжалостно одета,Безмозгла, как божок, бесспорна, как траваВо рвах кладбищенских, старей отца и деда,—Смеется девочка. Сильна тем, что мертва.1928
31. ШЕКСПИР
Он был никто. Безграмотный бездельник.Стратфордский браконьер, гроза лесничих,Веселый друг в компании Фальстафа.И кто еще? Назойливый вздыхательКакой-то смуглой леди из предместья.И кто еще? Комедиант, король,Седая ведьма с наговором порчи,Венецианка, римский заговорщик —Иль это только сыгранная роль?И вот сейчас он выплеснет на сцену,Как из ушата, эльфов и шутов,Оденет девок и набьет им ценуИ оглушит вас шумом суматох.И хватит смысла мореходам острымДержать в руках ватаги пьяных банд,Найти загадочный туманный остров,Где гол дикарь, где счастлив Калибан.И вот герой, забывший свой пароль,Чья шпага — истина, чей враг — король,Чей силлогизм столь праведен и горек,Что от него воскреснет бедный Йорик, —Иль это недоигранная роль?Лето 1916