О самый овраг спотыкались дома –Причудливые сосуды печали,Зарёй закупоренные дотемна,И гордые тучи ландшафт венчали.И он – почерневший за зиму сосуд,Наполненный винной виной предчувствий,Воочию видел: его несутРаспить – и разбить в одичалом хрустеКустов придорожных и слов сухих,Какими обменивается прохожийСо встречным случайным. Он чувствовал кожейДревесно-шершавую сухость их.Темнело, и тучи слетались на пир,А он на лукавый проулок с опаскойКосился. Тогда монастырь НовоспасскийПроулок и позднее небо скрепил.…Есть странное место пред монастырём –Поляна с деревьями грозно-густыми,Завалена углем и всяким старьём, –Поляна людей, забывающих имя.Здесь утром пируют под каждым кустом,А к вечеру многие спать остаются,И галки на выцветшем зданье святомСквозь дождь еле слышный над ними смеются.Задушенный проводом, спит монастырь,И в памяти слов распадаются звенья,И тенью выходит звонарь на пустырь –На полный до края обид и забвенья……………………………….…И он тут сидел, забываясь, лечась,И пил эту смесь униженья и боли,И было страданье его – только частьОгромной, как небо, всеобщей недоли.И вдруг он увидел старушек – ониОдна у другой отнимали бутылки,Валявшиеся, куда ни взгляни,Ругаясь до самозабвения пылко.И всё же прервать не могли тишины:Крутой колокольни колонки и дверцы –Как тайна безропотно-нищей страны,До дня отомщенья хранимая в сердце.…И день воссиял. Он поднялся – и шёл,Проулком, землёю и небом довольный.Был издали виден ему хорошоСверкавший на башне рассвет колокольный.1977
«В огромном, начала века…»
В огромном, начала века,Доме в траурной раме,В каком, быть может, РевеккаЖила когда-то в Харране,Во тьме, в ноль часов с минутой –А время хлопьями валит –Один ледяной, неуютный,Лепной балкон оживает:Человек открывается ночиИ смотрит на шаткие звёзды,И всё, чем он был озабочен,Облетает морозно и просто,Но холод в душе остаётся.Он видит случайно меня –Напротив. И непрочно смеётся,Перебирая ужасы дня,Смеётся громко, как маленький,За ним окно – как свеча.И хочется взять его на руки –И как ребёнка качать…1977