Стихотворения и поэмы

Звенит в ушах. Тень сторожит меня.
А где-то, воскрешая правду дня,
сквозь все эпохи, через все пределы,
из самой беспредельности земной —
кричит петух; кричит как обалделый,
пять раз подряд кричит, как заводной!
И я — живу… И мирообладанье
опять переполняет. Впереди,
вокруг меня бессмертными плодами
лес возникает заново. Иди
и фимиамом «Беломорканала»
глуши зарвавшееся комарье…

Другого и не надо бы финала

тебе, повествование мое!
Вот только жаль, не доверху корзина,
еще не вдосталь нашатался ты,
и осени краса — неотразима,
а человек охоч до красоты!
Пусть журавли зовут, пусть с каждым годом
земля трудней, пускай все меньше дней, —
по жизни, по единственной, по ней,
до гроба убежденным пешеходом,
меж волчьих ягод и гадючих пней —
ступай, мушиных не страшась нападок,
пугая куропаток-психопаток,
и на прощанье эхо из-под пяток
разбрызгивай вовсю!.. И нипочем
не верь тому, что лучшее ты прожил;
нахлестывают ветки пусть по роже, —
знай заросли
расталкивай плечом!

Всеволожская — Ленинград — Комарово

Длинный вечер 1961–1964

Посвящается Наталии Охотиной

248. Молитва

Разнотравье… солнце… благодать…
воля… всех ко всем благоволенье… —
Господи!
   Дай силы совладать
с проливным восторгом говоренья!

Прикажи — и онемею!

Покажи, что права не имею
говорить вот так вот — задыхаясь
от желанья видеть только небо,
слышать только жаворонка в нем…
Господи!
   Верни меня, потребуй
в первозданный коммунальный хаос,
пахнущий постелью и жраньем.
Окуни в корыто перебранок,
чтоб повадно не было; ключи
отбери отдельные; под краном
голову на кухне намочи.
Научи не огрызаться —
облегчи, о Господи, казаться
ничего не любящим на свете,
так вот и живущим не любя!
Все мои стихи — хотя бы эти! —
спрячь подальше, даже от себя…
Взгляд мой погаси, и вздоху
вырваться наружу не давай;
корку припаси — не каравай;
Поднеси на блюдечке эпоху:
лучшую —
   заблудшую —
      мою…
Господи…
   Молю и слезы лью!

249. Семейная баллада

Л. Мочалову

Придешь усталая. Пальто
на спинку стула бросишь.
И спросишь, не звонил ли кто,
на кухне переспросишь.

Ты делового ждешь звонка —

Ведь ты же не девчонка!
Твоя рука, моя рука,
ну, и еще — ручонка!

И только в голосе твоем

невнятная зевота.
Садимся ужинать втроем,
и словно нет кого-то.

Не ждем гостей, не ждем вестей,

молчим под детский лепет.
А сын тем временем чертей
уже из хлеба лепит.

И телефонный вдруг звонок,

уверенный, негрубый.
И ты со всех несешься ног,
облизывая губы.

Я щелкну сына, чтобы ел,

чтоб занимался делом.
Вернешься — и повеселел
твой взгляд, помолодел он.

Пройдешься этак озорно,

с пристуком по квартире:
— А не пойти ли нам в кино?
…А правда, не пойти ли…