…Не знаю, сколько пролежал я так.Когда же я очнулся и воспрянул,Прекрасные деревья и полянаИсчезли. Озираясь, я стоялСредь каменных стволов в каком-то древнемСвятилище, чей свод был вознесенТак высоко, что облака моглиПлыть по нему, как по ночному небу.Здесь обнажался страшный пласт времен;Все, что я видел раньше на земле:Седых соборов купола, и башниВ проломах, и обрушенные стены(Погибших царств обломки), и ещеИзрезанные ветром и волнамиУтесы, — это все теперь казалосьНегодной рухлядью в сравненье с тойВеличественной, вечною твердыней.Я различал на мраморном полуСосуды странные, и одеянья,Как будто сотканные из асбестаОкрашенного, — или в этом храмеБессильно было тленье: так сиялоЧистейшей белизною полотно,Такой дышали свежестью узорыНа ризах многоцветных. ВперемешкуЛежали тут жаровня и щипцыДля благовоний, чаши золотые,Кадильницы, одежды, поясаИ драгоценностей священных груды.С благоговейным страхом отведяГлаза, я попытался вновь объятьПространство храма; с потолка резногоСпустившись, взгляд мой перешел к столбамСуровой, исполинской колоннады,Тянувшейся на север и на юг,В неведомую тьму, — и к черным створамЗакрытых наглухо ворот восточных,Рассвет загородивших навсегда.Затем, на запад обратясь, вдалиУвидел я громадного, как туча,Кумира, и у ног его — уснувшийАлтарь, и мраморные с двух сторонПодъемы, и бессчетные ступени.Поспешности стараясь не явитьНеподобающей, я к алтарюНаправился и, ближе подойдя,Служителя заметил у святыниИ отблески высокие огня.Как в полдень северный знобящий ветерСменяется затишьем, и цветы,Под теплыми дождинками оттаяв,Таким благоуханием, такойЦелебной силой наполняют воздух,Что даже тот, кто гробу обречен,Утешится, — так жертвенное пламяВесенний источало аромат,Веля забыть все, кроме наслажденья;И из-за белых благовонных струй,Густых клубов и занавесей дымаРаздался голос: «Если ты не сможешьСтупени эти одолеть, — умриТам, где стоишь, на мраморе холодном.Пройдет немного лет, и плоть твоя,Дочь праха, в прах рассыплется; истлеютИ выветрятся кости; ни следаНе сохранится здесь, на этих плитах.Знай, истекает твой последний час;Во всей Вселенной нет руки, могущейПеревернуть песочные часыТвоей погибшей жизни, если этаСмолистая кора на алтареДотлеет прежде, чем сумеешь тыПодняться на бессмертные ступени».Я слушал, я смотрел; два чувства сразуЖестоко были ошеломленыУгрозой этой яростной; казаласьНедостижимой цель; еще горелОгонь на алтаре, когда внезапноМеня сотряс — от головы до пят —Озноб, и словно жесткий лед сковалТе струи, что пульсируют у горла.Я закричал, и собственный мой крикОжег мне уши болью; я напрягВсе силы, чтобы вырваться из хваткиОцепенения, чтобы достичьСтупени нижней. Медленным, тяжелым,Смертельно трудным был мой шаг; душилМеня под сердце подступивший холод;И, пальцы сжав, я их не ощутил.Должно быть, за мгновенье перед смертьюКоснулся я замерзшею ногойСтупени, — и почувствовал, коснувшись.Как жизнь по ней вливается. ЛегкоЯ вверх взошел, как ангелы когда-тоПо лестнице взлетали приставнойС земли на небо. «Праведная сила! —Воскликнул я, приблизившись к огню, —Кто я такой, чтоб так спастись от смерти?Кто я такой, что снова медлит смертьПрервать мою кощунственную речь?»Тень отвечала из-под покрывала:«Узнал ты ныне, что такое смертьИ воскрешенье; слабость победив,Ты отодвинул миг неотвратимый». —«Пророчица благая! — я сказал. —Рассей, прошу тебя, туман сомненьяВ моей душе!» И тень произнесла:«Знай: посягнуть на эту высотуДано лишь тем, кому страданье мираСвоим страданьем стало навсегда.А те, которые на свете ищутСпокойной гавани, чтоб дни своиЗаспать в бездумье, — если невзначайСюда и забредают к алтарю, —Бесследно истлевают у подножья». —«Но разве мало на земле других? —Спросил я, ободрясь. — Людей, готовыхНа смерть за ближнего, принявших в сердцеВсю титаническую муку мираИ бескорыстно посвятивших жизньУниженным собратьям? я бы многихУвидел здесь, — но я стою один». —«Те, о которых ты сказал, живутНе призраками, — возразил мне голос, —Не слабые мечтатели они;Им нет чудес вне милого лица,Нет музыки без радостного смеха.Прийти сюда они не помышляют;А ты слабей — и потому пришел.Какая польза миру от тебяИ всех тебе подобных? Ты — лунатик,Живущий в лихорадочном бреду;Взгляни на землю: где твоя отрада?Есть у любого существа свой дом,И даже у того, кто одинок,И радости бывают, и печали —Возвышенным ли занят он трудомИль низменной заботой, но отдельноПечаль, отдельно радость. Лишь мечтательСам отравляет собственные дни,Свои грехи с лихвою искупая.Вот почему, чтоб жребии сравнять,Тебе подобных допускают частоВ сады, где ты недавно побывал,И в эти храмы; оттого живойТы и стоишь пред этим изваяньем». —«Так я за бесполезность предпочтенИ речью благосклонною врачуемВ болезни не постыдной! О, до слезВеликодушной тронут я наградой! —Воскликнул я, и продолжал: — Молю,Тень величавая, ответь: ужелиМир до того оглох, что бесполезныЕму мелодии? или поэт —Не друг, не врачеватель душ людскихИ не мудрец? Что я — ни то, ни это —Осознаю, как ворон сознает,Что он — не сокол. Кто же я тогда?Ты говорила о подобных мне —О ком?» И тень под белым покрываломС такою силою отозвалась,Что всколыхнулись складки полотнаНад золотой кадильницей, свисавшейС ее руки. «О племени сновидцев!Сновидец и поэт — два существаРазличных, это — антиподы в мире.Один лишь растравляет боль, другой —Льет примирительный бальзам на раны».И я вскричал с пророческой тоскою:«О где ты, дальновержец Аполлон?Вели скорей невидимой чуме,Вползающей сквозь щели, покаратьПоддельных лириков, бахвалов праздных,Самовлюбленных, жалких стихоплетов;Пусть тоже смерть вдохну, — зато увижу,Как все они растянутся в гробах!..О тень высокая, прошу, поведай:Где я? Чей это царственный алтарь?Кому здесь воскуряют благовонья?Какого мощного кумира ликКрутым уступом мраморных коленСкрыт от меня? И кто такая ты,Чей мягкий голос до меня снисходит?»И тень, окутанная покрывалом,Вдруг так заговорила горячо,Что всколыхнулись складки полотнаНад золотой кадильницей, свисавшейС ее руки, и голос выдавалДавно, давно копившиеся слезы:«Заброшенный, печальный этот храм —Все, что оставила война титановС мятежными богами. Этот древнийКолосс, чей лик суровый искаженМорщинами с тех пор, как он низвергнут,Сатурна изваянье; я — Монета,Последняя богиня этих мест,Где ныне лишь печаль и запустенье»…