Стихотворения и поэмы

Пленный пляшет.
Молодой еще немец.
Руки в рукава,
                         подняв невысокий ворот.
Ночь идет по Ельцу,
не успевая за теми,
что в атаку идут, открывая задымленный город.

Дом полуразрушен.
Рассвет освобожденье приблизит.
Толпятся разведчики, бодрствующие ночами.
Пришли с донесением к командиру дивизии,
за столом —
начальник политотдела Качанов.
Он слушает донесения и спрашивает: «Скоро?»
Скоро город будет освобожден.
Ожидая допроса,
в зеленых шинелях
                                     в полутьме коридора
пляшут словоохотливые пленные,
шмыгают носом.
Город осыпается трескотней пулеметной.
Автоматчики у тюрьмы, засели на колокольнях.

Город наш. Рассвет начинается. Вот он!
Люди выходят, прищуриваясь невольно.
Пленный жмется к стене,
                                                а разведчики — мимо.
Автоматчик с забинтованной рукою
                                                             покуривает рядом.
«Что, замерз? У нас на Орловщине зимно!
Идем к командиру»,—
                                        и показывает прикладом.
Город освобождается. Уставший. Продымленный
                                                                                        за ночь.
Пленный глядит на людей, как на диво.
Пляшет и пляшет, заискивая глазами.
«Капут, капут», — повторяет он торопливо.
«Брось скулить! —
                             говорит автоматчик.—
                                                                   Надорвешься до грыжи.
„Капут“ — не подлизывайся,
привычка, наверно.
„Капут, капут“ — и пододвигается ближе: —
А зачем стрелял в меня на улице Коминтерна?»

1941 или 1942

14. «Иду. Решаю. Передумываю то и дело…»

Иду.
         Решаю.
Передумываю то и дело.
А лето цветное проходит мимо.
Вспоминаю о том,
                                  как умирают смело,
но — жизни
                        тоже
                                   смелость необходима!
Жизни тоже мужество надо,
не поза.
Я помню, как, захватив две гранаты,
к «тигру»,
                 оборвав себя на полуслове,
                                                                   вышел Морозов,
и дымом окутался танк полосатый.
Все-таки странно — разные люди,
прямо приходится удивляться:
одни
           на танки выходят грудью,
другим
не хватает силы признаться.
Третьи —
тоже военные,
                           в звании,
ходят, волнуются, не спят до пяти,
мямлят,
топчутся с кулаками в кармане
и не находят мужества
просто уйти.
Иду.
          Удивляюсь.
Глаз от бессонницы розов.
Фронтовая дорога,
                                подбитые танки во рву.
Дай мне силы,
                           командир отделенья Морозов.
Постой. Я справлюсь.
Возьму и взорву.

1943

15. ОСЕНЬ