Стихотворения и поэмы

Падут оковы, рушится оплот
Проклятого насилья мирового,
И из побегов новых расцветет
Страна моя, родившаяся снова.

14

Настанет день, и на земле жестокой
Вражда и скорбь исчезнут без следа,
И утвердится светлый мир труда
Во всеоружье истины высокой.

И по таланту каждому за труд
Воздаст он всем равно и справедливо.
И нищета пройдет, и всем на диво
Овца и волк в согласье заживут.

Вернув земле утраченный покой,
Свободный труд изгонит тунеядство.
И уж не будут праздной болтовней
Слова: свобода, равенство и братство.

Поистине, почуял человек,
Что он растет и борется по праву,
Что породить обязан этот век
Труда благословенную державу,

Где ты воспрянешь с поднятым челом,
Почуешь силы творческие снова
И сам не будешь более рабом,
И не возьмешь в рабы себе другого.

Настанет день, и песнь твоей души —
Песнь пахаря над истощенной нивой,
Песнь пастуха, которая в глуши
Пугает нас печалью сиротливой, —

Как светлый гимн раздастся над землей,
И, позабыв последние невзгоды,
Прославишь ты над пашней трудовой
Священное дыхание свободы.

И расцветут родимые поля,
И пред тобой от края и до края
Вздохнет освобожденная земля,
Твой светлый гимн согласно повторяя.

15

Вот предо мной вельможа именитый.
В каком довольстве пребывает он
В то время, как собрат его забытый
И голодом, и страхом удручен!

Пожертвовать для слабого собою —
Удел героев. В наш спесивый век
Чужой не проникается бедою
Гордынею объятый человек.

Зачем ему творить добро народу,
Коль сам живет он бедствием людей,
Зачем чужую облегчать невзгоду,
Коль счастлив он благодаря лишь ей?

Вот и купец. Улыбки расточая,
Торгует он, обманывая люд,
Пусть брат его погибнет, голодая, —
Он не моргнет и глазом, этот плут.

Вот и попы. Как говорит преданье,
Спаситель мира, к подвигу готов,
Народное им вверил воспитанье,
Они ж омыли руки от трудов!

Где подлинно великое ученье
Любви и правды? Предано забвенью!
Где проповедь возвышенных идей,
Чтобы воспрянул нищий и голодный?
Где возвеститель правды всенародной
Во имя блага родины моей?

16

Вот и Тбилиси. Горестью гонимый,
Бродил я там, печальный и незримый,
Прислушиваясь к шуму бытия.
Передо мной крестьяне и князья,

И старики, и женщины, и дети
Шумели, проходя по мостовой.
Внимательно я слушал эти речи,
Но мысли не заметил в них живой.

Клянусь высоким именем картвела,—
Их жизнь — не жизнь и дело их — не дело!

Они хлопочут, думают, живут,
Ликуют, плачут, стонут и поют;
Шум, говор, смех, а как посмотришь — рядом
Унынье, скорбь и слезы льются градом.