— Нет, голубок. Она здешняя, а я нездешний. Но это длинная история, — будет время, так услышишь. А Теперь отдыхай!
Эта молодица была Пивторачка, вдова Ивана Пивторака, погибшего в бориславской шахте, а нефтяник был старый Матий.
Бенедя снял с себя петек[140]
, постелил его на скамейку под окном и лег отдыхать. Он и в самом деле был очень утомлен, ноги у него дрожали от долгой и непосильной ходьбы. А между тем ему не спалось. Его мысль, как беспокойная ласточка, уносилась то в Дрогобыч к старой матери, то в Борислав, где теперь придется ему жить. Ему вспоминались рассказы рабочих, которые он слышал дорогой; в его воображении они проносились, как живые образы. Вот всеми забытый нефтяник, больной, беспомощный, умирает одиноким в какой-то трущобе, в сокрытом от взоров углу и напрасно просит есть, напрасно просит воды, — некому подать!.. Вот хозяин выбрасывает рабочего с работы, обсчитывает его при расчете, обманывает и оскорбляет, — некому заступиться за рабочего, помочь ему в нужде. «Никто ни о чем не заботится, кроме как о самом себе, — думал Бенедя, — поэтому все так страдают. Но если бы взялись все сообща… то что сделали бы?» Бенедя не знал этого. «Да и как им взяться сообща?..» И этого Бенедя не знал. «Господи боже, — вздохнул он наконец с обычной у наших простых людей беспомощностью, — наведи меня на какую-нибудь хорошую мысль!»В эту минуту думы Бенеди были прерваны. В хату вошли несколько нефтяников и, поздоровавшись коротко с Матием, уселись на скамейке. Бенедя поднялся и начал разглядывать вошедших. Были здесь — прежде всего два молодца, которые сразу привлекали к себе внимание. Высокие, рослые и крепкие, как два дуба, с широкими красными, литыми лицами и небольшими серыми глазами, они казались в этой маленькой избушке великанами. Лицом, ростом, волосами, глазами они были так похожи друг на друга, что нужно было хорошенько присмотреться и прислушаться к ним, чтобы их различить. Один из них сидел на лавке под окном, заслоняя своими широкими плечами весь свет, который от заходящего уже солнца лился в избу. Другой поместился на небольшом табурете возле дверей и, не говоря никому ни слова, начал спокойно набивать трубку, словно здесь, на этом табурете возле порога, было извечное его место.
Кроме этих двух великанов, привлек внимание Бенеди немолодой уже, низкорослый и, по-видимому, очень разговорчивый и подвижной человек. Он, как только вошел в избу, не переставая шнырял из угла в угол, не то ища чего-то, не то выбирая, где бы присесть. Он несколько раз оглядел Бенедю, перемигнулся с Матием, который с усмешкой следил за его движениями, и даже шепнул что-то на ухо одному из великанов, тому, что сидел на табурете возле двери. Великан только кивнул головой, а затем встал, отодвинул печную заслонку и поднес свою трубку к углям, чтобы закурить. Подвижной человечек тем временем снова уже заглянул во все углы, то потирая свой жесткий, как щетина, чуб. то поправляя на себе ремень, то просто размахивая руками.
Кроме этих трех, были в избе еще трое. Бенедя разглядел на скамейке в полутьме старого деда с длинной седой бородой, но со здоровым цветом лица и крепкого, молодцеватого на вид Рядом с ним сидел молодой парень, круглолицый и румяный, как девушка, но сумрачный и печальный, словно приговоренный к смерти. Дальше в углу, совсем в тени, сидели люди, лица которых Бенедя не мог разглядеть. В хату вошло еще несколько нефтяников. Поднялся говор.
— А это что, возный[141]
имущество у вас описывает за недоимки? — голосом громким, как труба, проговорил, обращаясь к Матию, один из великанов, тот, что сидел у окна.— Нет, слава богу, — ответил Матий, — это, видать, честный человек, рабочий, каменщик. Пришел сегодня из Дрогобыча на новую работу: здесь, на берегу, будут новый нефтяной завод ставить.
— Вот как! — ответил великан, растягивая слова. — Ну, это мне на руку. А чей это будет завод? — прибавил он, обращаясь к Бенеде.
— Леона Гаммершляга. Знаете, того, что года два назад приехал сюда из Вены.
— Ага, того! О, этот у нас давно на заметке! Правда, побратим Деркач?
Подвижной человек, быстро семеня ножками, в мгновение ока очутился возле великана.
— Правда, правда, отмечен крепко! — засмеялся он. — Но ничего, вреда не будет, если добавим еще отметин!
— Конечно, вреда не будет, — подтвердил великан. — Ну, однако, как же, побратим Матий, можем мы сегодня здесь говорить о своем, или, может быть, потому, что имеешь нового жильца, ты выгонишь нас из дому искать нового места?
Великан грозно взглянул на Матия. Матий почувствовал в его словах упрек; смутясь немного, встал с табуретки и, вынимая трубку изо рта, ответил: