Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

— Вы знаете, что я круглый сирота, знаете, в каком горе и нужде прошли мои молодые годы, пока несчастье не загнало меня сюда, в это проклятое пекло. Но вся беда и нужда, все несчастья были для меня ничто, — пока был хоть один человек, который умел меня утешить, подбодрить, приголубить, который отдал бы за меня свою жизнь… который любил меня!.. И этому единственному спасению позавидовали мои вороги. Послушайте, что они сделали. Вы — знаете, что она ради меня оставила свой дом, мать-старуху и пришла сюда, в Борислав, чтобы быть вместе со мной. Мы жили вместе вот уже полгода. Она работала на складе у этого богача Гольдкремера. На свое горе, она понравилась тем псам… А там их до чёрта: молодой кассир Шмулько Блютигель, надсмотрщик, также молодой, затем еще какие-то прохвосты, накажи их бог! Начали они к ней приставать, не давать ей покоя. Раз, другой она отстранила их вежливо, а потом, когда Блютигель застал ее как-то одну в сенях склада и, осмелев, начал уж очень к ней привязываться, она, недолго думая, размахнулась и так трахнула его по роже, что у него изо рта и из носа кровь брызнула, а сам он, как «колода, покатился между бочек. Ну и посмеялись мы в тот вечер над назойливым кавалером, когда она рассказала мне обо всем этом! Однако мы рано смеялись. Паныч разозлился и сговорился с другими отомстить ей. Позавчера была получка. Прихожу я вечером домой— нет моей Варьки. Сел я у окна, жду — посматриваю, а у самого — под сердцем словно гадюка лежит. Вот и стемнело уж — нет Варьки. Набросил я кафтан на плечи, вышел на улицу, ищу Варьку. Расспрашиваю работниц, которые вместе с нею получали; говорят— оставили ее там: «наверное, ей выплачивали последней. Екнуло мое сердце, бегу в контору — заперто все, а в окнах свет. Стучу — не достучусь, а сам думаю: эге, да что я здесь стучу — может быть, ее здесь нет? Может быть, она уже дома давно ждет меня? Бегу домой — нет. Бегу снова по улицам, забежал ко всем знакомым, во все шинки, куда мы заходили иногда, возвращаясь с работы, закусить или селедку купить, — нет ее. Всех расспрашиваю, не видал ли кто Варьку, — никто не видал. Пропала, как в воду канула. Лечу снова в контору, — так меня что-то и тянет туда. Думаю дорогой: высажу дверь, а дознаюсь, что с ней случилось, где она Но как только я пришел, куда вся моя смелость подевалась! Стал, смотрю — в окнах свет, но окна занавешены, не видно ничего, только тени какие-то мелькают. Нет, думаю, она здесь должна быть, здесь должна быть, больше ей быть негде. И снова сам себе не верю, потому что зачем ей быть здесь? Пришла мне на ум история с панычем Блютигелем; я» весь задрожал, онемел. И как ни твержу себе, что все это шутка, пустяки, — нет, что-то, словно рукой, держит меня под окном этой проклятой конторы. «Не пойду уж никуда отсюда, — думаю про себя, — буду здесь ждать, пока огонь не погаснет. Нет, прожду и до утра». Сел я на какую-то бочку возле самой стены, против окна, сижу, а сам дрожу, как в лихорадке. Слушаю — прислушиваюсь. Вот слышно: где-то в шинке рабочие хриплыми голосами поют песни, где-то псы лают. Из-под Дола, от церкви, долетает, напоминая стон умирающего, протяжный крик караульщика: «Осторожно с огнем». Вдруг, слышу, в — конторе какой-то смех, затараторили паны; узнал я голос Блютигеля, голос надсмотрщика. Затем застучало так, словно о стены забился кто-то, снова хохот, снова говор— и тишина. Господи, каждый звук вонзался в мое сердце, будто острый нож… Я так и замер, прижавшись ухом к стене. Как вдруг, уже на рассвете, раздался страшный крик в конторе; этот крик продолжался только мгновение, но он поразил меня, как гром, уколол, как жало змеи. Я вскочил на ноги — это был крик Варьки. И едва я опомнился, едва подбежал к двери, чтобы, собрав все свои силы, высадить ее. как вдруг дверь распахнулась, и из нее вылетела, точно молния, Варька. Но она уже не кричала… Я узнал ее по платью — лица не разглядел в потемках. А Варька меня не видела, — выскочив из дверей конторы, она бросилась напрямик через кучи глины, между кошарами и шахтами. Я за нею. «Варька, — кричу, — Варька, что с тобой такое? Что с тобой случилось? Ради бога, стой, отзовись!» Остановилась на минуту, оглянулась, и только теперь увидел я, что вся ее голова была черна, словно уголь, — вымазана нефтью, а длинные косы ее были отрезаны. «Господи боже, Варька, — кричу я, подбегая к ней ближе, — что это за несчастье с тобой?» Но она, как только увидела меня, сразу же повернулась и, словно испугавшись, помчалась дальше, ничего не видя, ударяясь о корбы[144]. Я что есть мочи гонюсь за ней, как вдруг один страшный крик, одно мгновенье, и Варька у меня на глазах исчезла, как сновиденье, — прыгнула в раскрытую шахту!.. Я подбежал, остановился, — только глухо загудело, когда она в глубине, ударяясь о бревна сруба, наконец упала в воду. Вот и все. Что было со мной потом, не помню. Я очнулся только сегодня после полудня, и когда спросил о Варьке, мне сказали, что ее, прибежав на мой крик, вытащили из шахты и уже похоронили. Значит, все пропало. И никто не скажет, что они с нею сделали в ту страшную ночь. Съели изверги мою Варьку живьем, убили мое счастье!.. Побратимы пои дорогие, перед богом святым и вами плачусь о своем горе, — «посоветуйте, научите, что я должен сделать, но только не велите ждать!