— Тьфу, сто чертей на такого дурня! — рассердился Андрусь. — Вести процесс с чужаком, процесс, который, если его выиграть, мог бы послужить примером для бедных нефтяников, мог бы показать им, что нельзя безнаказанно обижать рабочего человека, — Для того чтобы выиграть этот процесс, нужны свидетели, а он молчит себе, не кричит, не плачется во весь голос, а только втихомолку, в углу, в кулак себе бубнит. Ну, скажи мне, не глупо ли это?
Матий задумался, и лицо его сделалось грустным.
— Э-эх, двоих свидетелей! — сказал он. — Я же тебе, Андрусю, говорю, что только теперь вспомнил о тех двух свидетелях, только теперь, когда время упущено. Разве отыщет кто-нибудь теперь этих свидетелей?
— Я отыщу! — перебил его гневно Андрусь.
— Ты? — вскрикнули Матий и Бенедя.
— Да, я! Ведь это я со стариком Стасюрою видел тебя тогда в шинке.
— Ты? Со Стасюрой? Так это были вы?! — вскрикнул Матий.
— Да, мы.
— И видели Ивана?
— Ну, как же не видать, — видели.
— Пьяного?
— Пьяного.
— С Мортком?
— С Мортком. Когда началась драка, мы оба бросились было тебе на помощь, но старика Стасюру кто-то ударил так сильно, что он потерял сознание. Некогда мне было помогать тебе. Я поднял старика и отнес в боковушку, где был Мортко с Иваном. Привел я старика в чувство, а Мортко тем часом все возле Ивана танцовал, все подсовывал ему то водку, то пиво, заговаривал ему зубы, чтобы он не говорил со мной, а затем потащил его куда-то за собой. С тех пор я больше не видел Ивана. А когда мы оба со Стасюрой вошли в шинок, ты лежал уже окровавленный, без памяти на полу. Я не мог отнести тебя домой, а попросил каких-то двух рабочих, рассказал им, где ты живешь, а сам проводил Стасюру домой. Вот все, что я знаю. Но разве мог я святым духом знать, что это так важно для твоего дела?
— Господи боже, — даже вскрикнул Матий, — ведь это значит, что теперь можно было бы выиграть процесс!
— Кто знает, можно ли, — ответил Андрусь, — но все же надежды больше. Было бы хорошо, если бы мы отыскали тех, которые дрались тогда с тобой. Ты, говоришь, видел, как Мортко их подстрекал?
— Присягнуть могу!
— Вот бы и зацепка была. От них можно было бы узнать, подговаривал их Мортко или нет. А если подговаривал, то с какой целью.
Лицо Матия при этих словах все более и более прояснялось. Затем новая мысль снова затуманила его.
— Э-эх, но как же найти их, этих нефтяников, которые тогда затеяли со мной драку? Я их совсем не знаю и не мог потом никогда узнать.
— И я их не знаю, да и не обратил на них тогда внимания. Но, может быть, Стасюра знает? Мне кажется, что с одним из них он разговаривал тогда.
— Господи боже! Снова бы огонь разгорелся! Были бы новые улики. Кто знает, что еще открыли бы эти люди! Пойдем, Андрусь, идем к Стасюре!
Быстро оделся и обулся Матий, быстрыми и живыми стали его движения под влиянием нового проблеска надежды, словно вдруг десять лет свалилось с его плеч. Так глубоко в сердце этого старого, с давних лет прибитого горем человека пустила корни любовь к единственно близкому ему человеку, так горячо желал он, чтобы правда о его загадочной смерти вышла на белый свет!
После ухода обоих побратимов Бенедя один остался в хате. Он сидел и думал. Не процесс занимал его во всем этом деле, хотя, разумеется, и процессу он желал благополучного исхода. Его больше всего занимал рассказ Матия о схватке рабочих с зайдами и о крике покойного Максима: «Выгоните кровопийц из Борислава!»
«А что, — думал он, — может быть, и в самом деле было бы хорошо, если бы выгнать кровопийц? Прежде всего, куда их выгнать? Они пойдут в другие села, там начнется то же самое, что здесь делается. А во-вторых, они не уйдут с голыми руками, а заберут с собой деньги, которые награбили здесь, и в другом месте употребят их на то, на что и здесь употребляли. Нет, это не спасет рабочих людей!»
Поздно ночью возвратился Матий домой. Он очень изменился: был веселый, разговорчивый. Их надежды на Стасюру оправдались. Одного из тех рабочих, которые затеяли в шинке драку с Матием, Стасюра действительно знал; остальные были из того самого села, откуда и этот один, но все они вот уже три года не работают в Бориславе и занимаются крестьянством. Андрусь Басараб и Стасюра готовы были свидетельствовать в суде, и Матий решил завтра же идти в Дрогобыч к адвокату и посоветоваться с ним, что и как нужно делать.
— Ну, авось, теперь не уйдет этот злодюга Мортко! — говорил Матий. — Теперь мы ему и руки и ноги такими уликами скрутим, что он и не опомнится! Хотя как будто пан бог не велит желать др; г ому лиха, но такому злодею, вижу, не грех желать не то что лиха, а и всякой погибели.
С этим благочестивым желанием Матий и уснул.
VII