Лет семнадцать тому назадБыли малые мы ребятишки.Мы любили свой хутор,Свой сад.Свой колодец,Свой ельник и шишки.Нас отец, за ухватку любя,Называл не детьми, а сынами.Он сажал нас обапол себяИ о жизни беседовал с нами.— Ну, сыны?Что, сыны?Как, сыны? —И сидели мы, выпятив груди, —Я с одной стороны,Брат с другой стороны,Как большие, женатые люди.Но в сарае своем по ночамМы вдвоем засыпали несмело.Одинокий кузнечик сверчал,И горячее сено шумело…Мы, бывало, корзинки грибов,От дождя побелевших, носили.Ели желуди с наших дубов —В детстве вкусные желуди были!..Лет семнадцать тому назадМы друг друга любили и знали.Что ж ты, брат?Как ты, брат?Где ж ты, брат?На каком Беломорском канале?
1933
Новое озеро
Сползли подтеки красноватой глиныПо белым сваям, вбитым навсегда.II вот остановилась у плотиныПугливая весенняя вода.И вот уже гоняет волны ветерНа только что затопленном лугу.И хутор со скворечней не заметил,Как очутился вдруг на берегу.Кругом поля ровней и ближе стали.В верховье где-то мостик всплыл худой,И лодка пробирается кустами,Дымя ольховой пылью над водой.А у сторожки, на бугре высоком,Подрублена береза, и давноДолбленое корытце светлым соком —Березовиком — до краев полно…Сидит старик с ведерком у обрыва,Как будто тридцать лет он здесь живет.— Что делаешь? — Взглянул неторопливо:— Пускаю, малец, рыбу на развод…Про паводок, про добрую погоду,Про все дела ведет охотно речь.И вкусно курит, сплевывая в воду,Которую приставлен он стеречь.И попросту собой доволен сторож,И все ему доступны чудеса:Понадобится — сделает озера,Понадобится — выстроит здесь городИль вырастит зеленые леса.
1934
«Тревожно-грустное ржанье коня…»
Тревожно-грустное ржанье коня,Неясная близость спящего дома…Здесь и собаки не помнят меняИ петухи поют незнакомо.Но пахнет, как в детстве, — вишневой корой,Хлевами, задворками и погребами,Болотцем, лягушечьей икрой,Пеньковой костройИ простывшей баней…