В сверкающий иней одета,Стоит, холодеет она,И снится ей жаркое лето —Не вся еще рожь свезена,Но сжата, — полегче им стало!Возили снопы мужики,А Дарья картофель копалаС соседних полос у реки.Свекровь ее тут же, старушка,Трудилась; на полном мешкеКрасивая Маша, резвушка,Сидела с морковкой в руке.Телега, скрипя, подъезжает —Савраска глядит на своих,И Проклушка крупно шагаетЗа возом снопов золотых.— Бог помочь! А где же Гришуха? —Отец мимоходом сказал.«В горохах», — сказала старуха.— Гришуха! — отец закричал,На небо взглянул. — Чай, не рано?Испить бы… — Хозяйка встаетИ Проклу из белого жбанаНапиться кваску подает.Гришуха меж тем отозвался:Горохом опутан кругом,Проворный мальчуга казалсяБегущим зеленым кустом.— Бежит!., у!., бежит, постреленок,Горит под ногами трава! —Гришуха черён, как галчонок,Бела лишь одна голова.Крича, подбегает вприсядку(На шее горох хомутом).Попотчевал баушку, матку,Сестренку — вертится вьюном!От матери молодцу ласка,Отец мальчугана щипнул;Меж тем не дремал и савраска:Он шею тянул да тянул,Добрался, — оскаливши зубы,Горох аппетитно жует,И в мягкие добрые губыГришухиио ухо берет…
XXXIV
Машутка отцу закричала:— Возьми меня, тятька, с собой! —Спрыгнула с мешка — и упала,Отец ее поднял: «Не вой!Убилась — не важное дело!..Девчонок не надобно мне,Еще вот такого пострелаРожай мне, хозяйка, к весне!Смотри же!..» Жена застыдилась: —Довольно с тебя одного!(А знала, под сердцем уж билосьДитя…) «Ну! Машук, ничего!»И Проклушка, став на телегу,Машутку с собой посадил,Вскочил и Гришуха с разбегу,И с грохотом воз покатил.Воробушков стая слетелаС снопов, над телегой взвилась.И Дарьюшка долго смотрела,От солнца рукой заслонясь,Как дети с отцом приближалисьК дымящейся риге своей,И ей из снопов улыбалисьРумяные лица детей…Чу, песня! знакомые звуки!Хорош голосок у певца…Последние признаки мукиУ Дарьи исчезли с лица,Душой улетая за песней,Она отдалась ей вполне…Нет в мире той песни прелестней,Которую слышим во сне!О чем она — бог ее знает!Я слов уловить не умел,Но сердце она утоляет,В ней дольнего счастья предел.В ней кроткая ласка участья,Обеты любви без конца…Улыбка довольства и счастьяУ Дарьи не сходит с лица.
XXXV
Какой бы ценой ни досталосьЗабвенье крестьянке моей,Что нужды? Она улыбалась.Жалеть мы не будем о ней.Нет глубже, нет слаще покоя,Какой посылает нам лес,Недвижно, бестрепетно стояПод холодом зимних небес.Нигде так глубоко и вольноНе дышит усталая грудь,И ежели жить нам довольно,Нам слаще нигде не уснуть!