Стихотворения. Проза

— О сыновьях, батюшка, о сыновьях, — вскрикнула старуха, обливаясь слезами и падая на колени. — Три у меня их на войне, батюшка. Двое давно ушли, нет от них весточки, почитай уж полгода, а третьего как снарядила, так к тебе и пошла. Помолись за них, успокой ты меня. Сердце-то материнское, сам знаешь, как заколохнется, так и не могу больше. Те-то двое без вести пропали, мне сказал воинский, живы ли они, родимый ты мой? Хоть бы во сне их увидеть, что ли, а то не сплю, ночи все о них думаю, душа вот так и надрывается. Встану утром, дело не делаю, из рук все валится, о домашних думать забыла. О, Господи! И за что матерям наказанье такое. Помолись за них, батюшка.

Старец Леонид положил ей на голову руки и громко сказал: — Об ушедших не плачь и не тоскуй, об оставшихся думай, об них заботься. Встань, помолись Богородице нашей, заступнице алчущих и жаждущих, и иди домой с миром. Не наказует Господь, а испытывает силу любви твоей. Об ушедших плачешь, об оставшихся забываешь, нехорошо это. Господь не оставит ушедших.

— Ох, батюшка, ты мой ласковый, — говорила, поднимаясь, женщина, — верно ты говоришь, нехорошо это, все забыла, о домашних забыла.

Но старец стоял уже перед женщиной с ребенком.

— Болен, — полуспросил он.

— Болен, и не знаю, что делать. Муж-то, вишь, на войну ушедши. Как забрали его, так молоко у меня в грудях и пересохло. Ну, конечно, стали его водой поить, кашицей кормить, — да какое уж это кормление. Он и стал чахнуть и зачах совсем, опаршивел весь. Здоровенький родился, а теперь никудышний. Мы его и к знахарям, и к докторам таскали, да разве они знают что? А коли муж вернется, а его не будет, куда же я тогда? Спасибо, вот старуха Антипьевна уговорила, сходи, говорит, к старцу Леониду, к тебе то есть, он говорит, все знает, положит руки и болезнь минет. Сорок верст к тебе пехом шли. Помолись, батюшка.

— Так ты веришь мне?

— Верю, батюшка, верю, уж так верю, что даже поджилки трясутся все.

— Покажи младенца. Смотри, какой. Улыбается. Ну, ну... Будет здоров. Говорю, будет здоров, если верить будешь. Не мне верь, а Господу Богу твоему. Поди, помолись в церкви, а потом ступай к доктору, к первому, какого знаешь, и все, что он скажет тебе, то и делай, и жив будет ребенок твой и большим будет, и радоваться на него будешь.

Старец Леонид перекрестил младенца и мать и, обращаясь к Эве, сказал: — С вами потом, вот отпущу этих сначала.

Он подошел к Сержу и Лиз и молча, точно ожидая чего, остановился.

— Вот вы и не угадали, — начала, сильно волнуясь, Лиз, — то есть угадали, но не совсем... И любопытство тоже это, конечно, — особенно теперь, когда кругом электричество и аэропланы... Но у нас есть и дело... Серж, ну помоги мне, ты видишь, я ужасно волнуюсь.

Серж поправил пенсне и хотел что-то сказать, но Лиз снова перебила его.

— У нас деньги... Много денег... Серж говорит: перевести за границу, в английский банк, там, говорит, надежнее, — а я говорю: это невозможно. У нас война. Ведь мы же должны любить родину, — говорю я ему. Значит, лучше в военный заем поместить. Видите ли, я даже разводиться решилась, я так люблю родину и деревню, и мужиков, и все прочее. Тогда Петухова, вы ее знаете, она часто у вас бывает, и говорит мне: поезжайте с мужем к старцу Леониду, — он вас рассудит. Что вы посоветуете, то мы и сделаем. Вы так умно советуете, я сама убедилась в этом... Серж, что же ты молчишь? Ты видишь, я волнуюсь.

— Так, — сказал старец, — не советчик я в мирских делах. Только скажу вам, много горя от денег, в крови они все, в крови родились, в крови и кончатся. Любите друг друга, сильнее любите, — жизнь недолга. Будете думать о деньгах, для любви время не хватит. Жизнь коротка, говорю вам, — любите друг друга и всех любите, о деньгах не думайте, скоро они совсем не нужны будут. Идите с любовью и миром.

— И это все? А я думала...

Старец нахмурился.

— Идите, помолитесь, время не терпит, а жизнь коротка, — сказал он строго и потом тихо прибавил: — Грозное время настало ныне, много крови польется, а любви кругом мало. Любите друг друга.

Серж и Лиз ушли, но, спускаясь с лесенки, Лиз вдруг зарыдала:

— Мне страшно, страшно. Зачем он о крови твердит все время. Серж! Кровь! Кровь!.. Все в крови!.. Что же это?

Старец, услышав ее крик, подошел к перильцам крылечка, посмотрел на удаляющихся и, осеняя их крестным знамением, громко, чтобы они слышали, проговорил: — Мир мой даю вам. Любите друг друга. А о деньгах не думайте, как не думайте о том, что ждет вас завтра, о сегодняшнем думайте и любите друг друга.

Он постоял немного, пока не скрылись ушедшие, и обернулся к Эве.