Стихотворения. Проза

Выход Толстой видит в отказе от собственности, в восприятии интеллигенцией образа жизни крестьян. Призывая к опрощению, он с присущей ему неумолимой последовательностью пишет: “Мы так привыкли к тем выхоленным, жирным или расслабленным нашим, представителям умственного труда, что нам представляется диким то, чтобы ученый или художник пахал или возил навоз”[424].

Вместо существующего в современном обществе разделения труда между крестьянами и другими работниками, с одной стороны, и людьми интеллигентного труда — с другой, Толстой предлагает иное разделение труда. Тот, кто занимается умственным трудом, должен заниматься и физическим, разделив свой день на четыре упряжки. Первая упряжка, до завтрака, посвящается тяжелому труду, от которого вспотеешь, деятельности “рук, ног, плеч, спины”. Подразумевается труд крестьянина. Вторая упряжка, от завтрака до обеда, отдается деятельности “пальцев и кисти рук, <...> ловкости мастерства”. Подразумевается труд ремесленный. Третья упряжка, от обеда до полдника, принадлежит деятельности “ума и воображения”, т. е. творчеству. И, наконец, четвертая упряжка, от полдника до вечера, отводится общению с другими людьми[425].

За три года их личного общения Толстой и Семенов встречались шесть раз. Семенов приходил неразговорчивый, молчаливый, вдумчивый. Оборванный, в лаптях, без паспорта, без копейки денег. Серьезный, умный, спокойный.

Благодаря записям Д. П. Маковицкого, мы можем составить некоторое представление о времяпрепровождении Семенова в Ясной Поляне. Здесь все так же необычно, неожиданно, как сама братская любовь этих столь далеких по возрасту людей — Семенова и Толстого. 15 апреля 1908 г.: “После обеда, перед шахматами, Л. Н. спросил Л. Д. Семенова про Александра Добролюбова. Леонид Дмитриевич рассказал с восторгом и без лишних слов преинтересную, с самого детства самобытную жизнь Добролюбова. Л. Н. прервал рассказ только одним вопросом:

— Он девственник?”

А далее следует запись о том, как гостья Ясной Поляны М. А. Маклакова “пропела около 20 песен французских и других, около 14 — под аккомпанемент Л. Н., шесть — Леонида Семенова”[426]. В другой раз, 17 августа 1908 г., “Леонид Семенов, который хорошо знает Ницше, рассказал про него”[427]. В доме Толстого Семенов не мог есть за общим столом, настолько роскошным казалась эта еда по сравнению с аскетическим обиходом Семенова, который по дороге в Ясную Поляну побирался по деревням.

Д. П. Маковицкий записывает 27 октября 1909 г. слова Толстого:

“— Вот какая моя жизнь: стыдно мне вас позвать с собой обедать, — сказал Толстой.

Семенову самому было тяжело, что ставит Л. Н. в неприятное положение”[428].

Сохранилось 17 писем Семенова к Толстому[429] и 11 писем Толстого к Семенову. Какая-то часть писем Семенова по его просьбе была Толстым уничтожена, письма Толстого сохранились в копиях, сделанных в Ясной Поляне до их отправки; оригиналы Леонид отдал на хранение самому младшему брату, Александру, а у того они пропали. Крайние их даты: 7 июля 1907 г. — 18 июля 1910 г. В первом письме Толстой задает тон всей их переписке: “Пожалуйста, давайте о себе знать и смотрите на меня как на любящего вас и готового вам служить старшего брата”[430]. А за год до ухода и смерти, 19 ноября 1909 г., он обратился к Семенову с великим подъемом, как он один умел сказать. “То чувство, которое вызывает во мне мысль и воспоминание о вас, это скорее сожаление и раскаяние в том, что, когда я мог, я не избрал того чистого и прямого пути, по которому вы идете, и вместе с тем радость за то, что вы идете по этому пути, и горячее желание о том, чтобы не сходили с него, продолжая делать то лучшее дело и для себя и для многих и многих, которое только может делать человек. Помогай вам бог, в самом прямом смысле этого выражения. Радуюсь тому, что есть такие люди, как вы, которые показывают нам, что мы должны делать и не сделали. И, удивительное дело, чем больше такие люди обличают нас, тем больше их любишь”[431].

Такие огромные и сложные духовные комплексы, как любовь, вера в Бога, мы, обыкновенные люди, переживаем и мыслим как абстракции. Толстой, гениальный писатель, ВИДЕЛ их. В последнем письме к Семенову 18 июня 1910 г. он оставил поразительное свидетельство этого своего видения. Он написал: “Я Толстой”, — и взял эту надпись в овал. Ниже написал: “Ты Семенов”, — и эти слова взял в новый овал. Два овала соединил пунктирной линией, под нею подписал: “Приятно и это маленькое, самое шаткое соединение”. От обоих овалов провел линии в одном направлении, над и под ними написал (с сокращениями): “Бесконечная линия, ведущая к бесконечно отдаленному Богу, линия, по которой Бог входит в души людей. Самое твердое соединение, хотя и кажется далеким”[432].