Стилет для «Тайфуна»

Пришли к переправе, а ее и бомбят, и обстреливает артиллерия постоянно. Бои шли чуть ли не в окрестностях моста. Река сама по себе в этом месте не широкая, но зато пойма километра два-три, и дорога идет по высокой насыпи. Днем никак не переправиться. Ждали ночи. А ночью пошли на мост. Это было еще страшнее самолетов. По мосту идет сплошной поток людей, машин, подвод, а рядом рвутся снаряды. Убитые и раненые падают в воду или их тут же затаптывают на мосту. Машины, вышедшие из строя, и убитых лошадей сразу же сбрасывали в реку. Я молилась всем известным мне богам, лишь бы не зацепило осколками детей и они не потерялись в этой толчее. Когда перебежали мост – дальше идти не смогли, так устали. До Дорогобужа шли еще десять дней. Пришли туда двенадцатого августа. Уже в окрестностях города Ване снова стало плохо – поднялась температура, началась ангина. Кое-как добрались до города, и я смогла найти жилье при госпитале. Там же и устроилась нянечкой. За еду. Одновременно врачи с Ваней помогали. Но нам нужно было идти в Вязьму – там была крупная железнодорожная станция, и все смоленские беженцы шли туда – там обещали отправить всех в тыл. Мы же задержались в городе на полтора месяца – пока Ваня выздоравливал, потом пока окреп. В конце сентября решила двигаться дальше. Уже холодать стало, а с одежкой у нас плохо было, мы же летом выезжали. Все, что я могла продать или обменять, уже закончилось. Машина из госпиталя шла в Вязьму, и нас на нее посадили. Думала, уже в тот же день будем в Вязьме. Не вышло. Попали под авианалет, водителя нашего убило, старшего машины ранило, и его повезли обратно в госпиталь. А мы проселочными дорогами, сокращая путь мимо Семлева, пошли на восток. Останавливались в деревеньках. Тут люди жили попроще и отзывчивей. Дети более-менее питались, а я уж как получится.

В начале октября, четвертого кажется, остановились, как всегда, в деревушке. У старушки, жившей в одиночестве. Дети только успели покушать, как в деревню вошли немцы. Их было немного, но наших частей ближе, чем в Семлеве, не было вообще. Всех начали зачем-то сгонять к колодцу, а я сумела с детьми выбраться из дома и укрыться в прошлогодней высокой траве за хлевом. Там и сидели до темноты, надеясь уйти. А тут немцы неподалеку стали оборудовать пулеметную позицию. Мы уже замерзли, а уйти и даже двигаться нельзя – трава трещит от движения. А потом начался бой. Откуда-то подошла наша колонна. И тогда под шум боя я решилась уйти. И мы смогли это сделать. Вижу, через поле движется колонна, от того места, откуда стреляют по немцам. Решила, что это, должно быть, наши. И нам надо успеть к ним, чтобы уехать отсюда. Побежали. Только когда уже достаточно отошли в поле, я расслабилась и встала во весь рост. А тут ракета. Пулеметчик, видимо, меня заметил и дал очередь. Слава богу, дети еще маленькие. Очередь прошла выше них, а меня зацепила одна пуля. В руку. Я бегу. Больно от движения, рука тяжелая, и я ее плохо чувствую. Кричу на детей, чтобы не останавливались и бежали к машинам, а сама думаю: «Сейчас упаду, как дети без меня?»

Не успели мы. Машины уже проехали. Мы выбежали на их след – примятую колесами траву, и тут силы оставили меня. Я помню только, как внезапно все стихло, как будто звук выключили, а потом в глазах посерело – и все.

Голос сбился, и Вера замолкла. Пережитое еще не отпустило ее. Инстинктивно она прижалась к нему, вцепившись пальцами в его руку. Степан накрыл ее пальцы своей ладонью, поддерживая и успокаивая жену. Вера продолжила:

– Пришла в себя в машине, чужие люди вокруг. Вообще чужие! Одеты в незнакомую одежду. Но главное – дети рядом. Заботливо укрытые кем-то и спят. Приехали в этот дом. Потом доктор. Потом все закрутилось. Люди оказались бывшими офицерами структуры, похожей на НКВД. Точнее, они говорили, что являются продолжателями НКВД. Я в этом плохо разбираюсь, но после приезда полковника Дегтярева из Москвы мне очень быстро сделали паспорт и устроили детей в детсад. Вот! Я теперь гражданка Российской Федерации! Как ты к этому относишься?

И Вера улыбнулась, лукаво взглянув на Степана.

– Я счастлив, что вы живы! Я счастлив, что вижу вас! Я люблю тебя! Как я давно этого не говорил!

И Степан поцеловал Веру. Засмеявшись, она легонько оттолкнула его.

– Дети смотрят!

И добавила:

– Алексей Федорович сказал мне, что я сама должна решить – остаться мне тут или вернуться.

– И что ты решила?

– Я поеду с тобой. За эти месяцы я поняла, как я тебя люблю! И вон… бегают плоды нашей любви. Куда я от тебя? Поэтому если скажешь – я переберусь на ту сторону перехода. Поближе к тебе.