Стилет для «Тайфуна»

– Это было бы здорово! – Степан с сожалением вздохнул. – Только на плацдарме сейчас людей как сельдей в бочке. Местные живут друг на друге. Все помещения – овины, сараи, бани – все занято. Поэтому пусть пока все останется как есть. Мы сможем видеться на той стороне. Сюда меня вряд ли отпустят. Я, когда отошел немного от эйфории встречи с тобой, удивился, что меня вообще сюда отпустил комдив. Думаю, это было просто слишком неожиданным для него, и он не совсем разобрался, что к чему. Наш полк входит в формируемую дивизию НКВД, которая будет охранять и оборонять район перехода. Поэтому, думаю, я тоже буду поблизости от тебя. Если, конечно, командование не отправит меня куда-нибудь – в пески Средней Азии, горы или тундру. Ты поедешь со мной?

– Поеду! Правда, мне будет не хватать телевизора. Да и детям их мультиков. Хотя нет! Без телевизора прожить можно. А вот стиральная машинка! Это что-то! Я уже забыла, что такое стирать руками. Вот этого будет жаль.

– Ну, мы что-нибудь придумаем!

В этот момент детям надоело играть одним, и они взялись за маму с папой.

День пролетел незаметно. Вечером вернулись хозяева. После совместного ужина Вера с хозяйкой повели детей в ванную, а Степан отправился на веранду покурить. Следом за ним вышел и Трофимов. Гришин знал, что майор не курит, а значит, вышел поговорить. И не ошибся.

– Степан! Что думаешь дальше делать? Я по поводу Веры интересуюсь. Ты ничего не подумай! Решение должно быть ваше. Это меня жена подослала. Хотя и мне Вера и Ваня с Машей уже не чужие.

Не успел Степан ответить, как он продолжил:

– Наши-то в Москве. И старшая дочь, и младшая. И внуки, соответственно. Знаешь, когда дети разъехались, понял, что нужно было на двух не останавливаться. Понятно, что тогда жизнь у нас тут была не сахар, но когда она такая была? В общем, пусто дома стало. А тут – твои! Знаешь, дом прям ожил. Поэтому и спрашиваю тебя – может, семья твоя пока у нас погостит? Нам в радость, а с той стороны… сам знаешь. А уж когда немцев отгоним, тогда и можно будет определиться.

– Да мы как раз сегодня с Верой это обсуждали. В общем, если вас не затруднит – я бы попросил, чтобы мои пока пожили у вас. А потом – куда пошлют. Если на фронт, она к матери в Горький поедет.

Трофимов был убежден, что капитан Гришин уже проходит по списку категории военнослужащих, которым заказан путь за пределы Особого района. По крайней мере, сейчас. В дальнейшем – все возможно. Но не в ближайшем будущем. А значит, Вера с детьми будут жить неподалеку. Об этом он решил не говорить. Мало ли! Степан молод, страх за семью ушел, а кровь бурлит и требует подвигов. «Все когда-то мы были рысаками!» – вспомнил Алексей поговорку одного старого опытного прапорщика, чуть не ставшего его тестем.

– Ну, добро! Пойду жену успокою. Ты давай, докуривай и на боковую. Завтра все рано встаем, кому в садик, кому на работу и на службу.

4 ноября 1941 г.

Особый район

– Капитан Гришин, вас приказано доставить в особый отдел дивизии. Следуйте за мной, – произнес старший лейтенант госбезопасности, забирая командирскую книжку из рук проверявшего документы пограничника.

– Капитан Гришин арестован?

Вопрос Трофимова застал особиста, уже повернувшегося спиной, врасплох.

– Нет… – и после секундной паузы, разобравшись в непривычных для него знаках различия, добавил: – товарищ майор. Есть необходимость задать товарищу капитану ряд вопросов. Если бы он был арестован, то у него бы отобрали личное оружие. Как видите, это не так. У вас, товарищ майор, больше нет вопросов?

– Нет. Пока нет.

Гришин переглянулся с Трофимовым и все так же молча направился в сторону штаба дивизии.

Трофимов же, вернувшись на территорию Российской Федерации, достал мобильник.

– Дмитрий! Все, как ты и предполагал. Нет, не арестовали. Вызвали на беседу.

Гришин не боялся. Не чувствовал он за собой вины. Да и не так обычно это происходит, когда речь идет о подозрении в предательстве. Он это знал наверняка. И тем не менее ситуация напрягала.

В кабинете особист, положив перед Гришиным вынутый из стола лист и новомодную шариковую ручку, предложил подробно описать все происшедшее с ним с момента выхода из штаба дивизии. Гришин такую видел у Васильева, но пользовался впервые.

Цанава писал докладную. Очередную еженедельную докладную на имя своего непосредственного начальника и тезки – Лаврентия Павловича Берии. Писал ему, будучи уверенным, что эти докладные читает и Сталин. И подобные докладные пишет не он один. Тот же Ершаков, Рокоссовский, Ракутин и многие другие. Каждый по своему профилю и своему начальству, но в целом вся информация ложилась на стол Верховному. Он запретил перерабатывать ее и лично читал, так сказать, первоисточники. Слишком важна была тема, ценна информация, которую могли либо потерять при обобщении, либо не заметить нюансов, отнести их к неважным и тем самым совершить ошибку. Материал же для докладной Цанавы собирался из докладных подчиненных и информации, полученной им самим.