— Я боялся с ней разговаривать. Такое чувство вины навалилось. Она из-за меня потеряла работу, а новую я не мог ей предложить. Повез на конкурс, на котором она чувствовала себя смешной. Хорошо, что публика имела достаточное чувство юмора — приняла ее выступление: и неожиданную песню, и лампочки в животе.
Олешка обессиленно упал на стул:
— Вот это да! Что-то у тебя в мозгах закоротило. Не думал, что ты нашу конкурсную эпопею так воспринимаешь. Твоя модель сделала из фальшивого представления для избранных — яркую импровизацию понятную всем, кроме тебя! Любовь объединяет всё. Это — свет, без которого жить невозможно. И это она говорила не только сидящим в зале, но и тебе, болван! Твоя модель спасала тебя, бездарный фанат Лагерфельда! Благодаря ей мы получили здесь работу. А ты её все еще представляешь бухгалтершей на заводе!
Да, это был удар под дых. Свою бездарность Стилист и так ощущал предельно больно, а тут лучший друг и свет в окошке попал в самое больное место.
Юрик наморщил лоб и внимательно посмотрел на рассерженного Олешку.
— Ты защищаешь Марусю, потому что в неё влюблён! И она, видно, тебя любит. Всё бегала советоваться и следовала твоим указаниям. Проект полностью вы перекроили под себя. Я остался на обочине. Тебе хотелось во Францию, и ты под прикрытием конкурса выехал в Париж.
Юрик говорил и сам ужасался тому, что лезло ему в голову. Из него вылетали абсолютно несправедливые и ужасные обвинения, и он не мог остановиться.
— Стоп, замри! — загородился от него руками Степан. — Спорить с тобой не хочу, но скажу самое главное. У тебя есть два друга: Маруся и я. Мы тебя нигде не предали и не подставили. Ты со своей ориентацией неприкосновенен. Мы боимся тебя оскорбить, нарушить твоё пространство. Ты не идёшь навстречу Марусе — мямлишь, не принимаешь решительных действий. Она не может понять: ты девочек любишь или с мальчиками дружишь. Настоящие мужики цветы дарят, подарки, хотят за попу ущипнуть или нечаянно прижать в лифте, целуют любимых и придумывают для них праздники. В этих отношениях нет места подозрениям и обвинениям. Только вот предмет воздыхания бывает, оказывается, разный. Может ты на меня запал? Так я в этом смысле не любопытный, никогда не задавал таких вопросов: «А что будет, если попробовать?». Насчет Парижа ты тоже ошибся. Я поколесил по миру и могу поехать или полететь куда захочу. Мною движет жажда приключений, которая помогает мне мыслить нестандартно. Я везде ищу этот нестандарт. Но с тобой в определённом смысле — никогда!
Олешка молча собрал свой рюкзак и хлопнул дверью.
Он спускался по лестнице и в такт шагам приговаривал: «дун-дук, дун-дук»…
Стилист будто очнулся: «Мы поссорились».
49. Путешествие на шаре
Общий вес пассажиров корзины складывался их четырёх мелких китайцев, которые приняли Степашку за своего. Они знали русский. Сразу перезнакомились, но Олешка запомнил только имя девушки — её звали Мингжу.
Китайцы не жаждали международной славы, им хотелось подняться в воздух и красиво заснять свой полёт на камеру. Степан пытался обрести чувство спокойствия и радости от полёта и не боялся себе признаться — с Юриком впечатлялся бы веселее. Как-то не так пошёл разговор у них. «Вернусь из полёта — и все исправлю», — пытался успокоить свою совесть Олешка.
Звук включающейся пропановой горелки напоминал шум паяльной лампы, которой в деревне осмаливают забитого к Рождеству кабана. Пожалуй, это был единственный минус в радостном ощущении полета, если не считать девчонку. Китаянка испуганно вздрагивала каждый раз при включении горелок и пронзительно верещала, когда они выключались и наступала тишина.
«Странно, я бы визжал, когда «смалят кабанчика», — думал Олешка, извлекая из своего рюкзака игрушечные парашютики. Он хотел оставить память о полёте и написал на каждом маленьком куполе даты, имена, названия событий, которые впечатлили и порадовали его в последнее время.
Парашютики сносило ветром, и Степан отметил, что он заметно усилился. Пилот пытался маневрировать, попасть в другой воздушный поток, но шар сносило быстрее, чем он менял высоту. Снизившись до критической точки, они неслись прямо на деревья к линии высоковольтных передач.
Степашка прикинул, что через минуты две шар вонзится в вышку или застрянет во влажных проводах.
«Конец по-любому будет печальный. Вряд ли кто-то выживет. Надо немедленно прыгать из корзины. Китайцы свечой поднимутся вверх и минуют опасную преграду. Авось сильно не поломаюсь», — подумал Олешка, и, мелькнув белой подошвой своих кроссовок, сопровождаемый воплями Мингжу, перевалился за борт.
Шар действительно взмыл вверх. В верхнем потоке воздуха на китайцев несло полосатый шар с большой корзиной на шесть пассажиров. Пилоты не имели возможности маневрировать. Два баллона столкнулись и загорелись.
Еще пару минут ужаса, и пылающая конструкция стремительно стала падать вниз, оставляя за собою черный шлейф дыма.