Эндест Силанн не находил в увиденном утешения. Дитя и пес отбрасывали смутную, едва оформленную тень, и он видел в ней грядущие кошмары.
Лорд Аномандер покинул проклятый дом брата - место недавнего убийства - в компании Великого Каменщика, Каладана - Азатеная. Они направились на север, в горелый лес. Эндест следил с залитого кровью порога.
"Я надеюсь на твое обещание мира", сказал Аномандер Бруду, когда они еще были в доме.
Каладан Бруд оглядел его. "Пойми, Сын Тьмы. Я строю при помощи рук. Я создатель памятников проигравшим. Пойди на запад, найдешь мои работы. Они украшают руины и прочие забытые места. Стоят, сделанные навечно, дабы отмечать добродетели, ценимые прошлыми эпохами. Их забыли, но их снова откроют. В дни раненого, умирающего народа такие монументы возводят вновь. И вновь. Не чтобы им поклоняться, как идолам - лишь циники найдут в подобном удовольствие, оправдывая самоубийство веры. Нет, их возводят в надежде. Возводят, моля о здравии. Возводят, борясь с тщетой".
Аномандер указал на камень очага: "Еще один твой монумент?"
"Намерения предшествуют делам и остаются лежать позади. Я не голос потомков, Аномандер Рейк. Как и ты".
"Рейк?"
"Пурейк - словно на языке Азатенаев", сказал Бруд. "Не знал? Уважительный девиз, дарованный твоему роду в дни юности отца".
"Как? Чем он заслужил?"
Азатенай пожал плечами. "Его дал К'рул. Не рассказав о своих соображениях. Или скорее дала, К'рул любит менять образ мышления и приобретает обличье женщины каждые несколько столетий. Сейчас он мужчина, но тогда был женщиной".
"Тебе известно значение слов, Каладан?"
"Пур Рейкесс келас нэ А-ном. Что примерно значит "Сила в том, кто стоит недвижимо".
"А-ном", нахмурился Сын Тьмы.
"Возможно, в детстве ты быстро научился стоять".
"И Рейкесс? Рейк, как ты изволил меня наречь?"
"Потому что вижу в тебе, как видят и другие. Вижу силу".
"Не чувствую ничего особенного".
"Как и любой, кто силен".
Они беседовали, словно Эндеста не было, словно он оглох к их словам. Двое мужчин, Тисте и Азатенай, выковывали нечто общее, и чем бы оно ни было, они не страшились правды.
"Отец погиб, потому что не хотел покинуть битву".
"Твой отец был скован цепями данного семье имени".
"Как и я, Каладан? Ты даешь мне надежду".
"Прости, Рейк, но сила не всегда добродетель. Я не воздвигну тебе монумент".
И Сын Тьмы улыбнулся. "Наконец ты сказал что-то приятное".
"Но тобой восхищаются. Многие по своей натуре готовы прятаться в тени сильного".
"Я их прогоню".
"Подобные принципы понятны немногим", заметил Бруд. "Жди суровой критики. Осуждения. Те, что ниже тебя, будут требовать признать их равными, но при этом заглядывать тебе в глаза с ожиданием, с глубоким доверием. Любую доброту они воспримут как должное, но их аппетит неутомим, и они лишь ждут твоего отречения, твоей измены. Сверши же ее и узри поношение".
Аномандер пожал плечами, словно чужие ожидания для него ничто, он выдержит любые последствия, следуя принципам. "Ты сулишь мир, Каладан. Я поклялся и хочу заставить тебя выполнить обещанное. Твои слова не изменили моих намерений".
"Да, я обещал вести тебя и поведу. Делая так, буду опираться на твою силу, надеясь, что ты упорен и сумеешь перенести все возлагаемые тяготы. Пусть новое имя напоминает тебе и мне об этом. Принимаешь его, Аномандер Рейк? Будешь стоять, как сильный?"
"Имя отца оказалось проклятием. Да, оно привело его к гибели".
"Верно".
"Хорошо, Каладан Бруд. Я принимаю первое бремя".
Разумеется, Сын Тьмы не мог сказать иначе.
И они ушли, оставив Эндеста одного в оскверненном доме. Одного с засыхающей на руках кровью. Одного, оставленного Матерью Тьмой.
Она услышала каждое слово.
И снова сбежала.
Он дрожал в саду, хотя был в мехах. Словно не смог восполнить кровопотерю той поры, в том храме пилигримов, не мог побороть холод.
Но приближается битва, битва в разгар зимы, вне привычного для войн сезона. И вместе со всеми жрецами и многими жрицами Эндест будет там, готовый перевязывать раны и утешать умирающих. Готовый благословить день, прежде чем заблестит оружие. Но, единственный среди посвященных, он понесет иное задание, другую службу.
Он вспомнил Орфанталя умирающего, и Ребрышко, прыгающего рядом, и теперь заметил брызги крови вокруг них.
Она возвращалась, далекая и молчаливая, и прозревала будущее его глазами.
Само по себе плохо, но он выдержит.