Стивен Эриксон Падение Света (СИ)

Юрег тут же сплюнул. Дегалла уставилась на Реша в изумлении.

- Но все же, - проговорил Реш, - Драконус не особенно любим среди знати, верно? Несмотря на славу умелого командира и мастерство на полях брани. Несмотря на рвение, кое он готов будет проявить ради сохранения привычного порядка. Несмотря на неподкупный характер. Увы, бедняга свершил преступление: полюбил богиню и любим ею...

- Если так, она заключила бы брак!

- О? и это вас ублажило бы?

Дегалла молчала.

Голос Юрега стал хриплым. - Надеюсь, вы поспешите по своим делам. Смотрите на раскрашенный пол, ведун.

Равнодушно приняв дозволение, троица пустилась в путь и вскоре пропала за поворотом дороги.

- Он дразнил тебя...

- Знаю, что он делал!

- В этом ассасине...

- Забудь о нем.

- Жена?

- Та женщина, хранительница.

- Что с ней?

- Может, то была игра света, но на миг мне показалось: она носит златой венец. Корону.

- Я ничего подобного не видел.

Дегалла помолчала, потом качнула головой - Конечно. Ты прав.

- И все же... - пробормотал Юрег. - Не могу не удивляться...

- Чему, муженек?

- Если Кепло подлинно мог расслышать Манелле и Хедега с такого расстояния... не следует ли заключить, что он слышал и нас?

Она уставилась на мужа.

- Зачем ты говорил о Драконусе? - поинтересовалась Финарра Стоун, едва они отъехали подальше от господ.

Реш пожал плечами. - Они меня раздражали.

- И ты запустил змею в их опрятную постель. Тебе нравится быть мелочным?

Кепло удивил их, снова заговорив. - Прежде, хранительница, я был мужем, не ведающим сомнений. Пока не взглянул в глаза отца Скеленала, не увидел истину, которой не мог выдержать. Наш бог был убит, но до его смерти - десяти и десятки лет служб и обрядов - старик был чудовищем, забравшимся в наши ряды. Мы знали и ничего не делали. В его глазах, хранительница, я узрел отражение нас всех и не был польщен.

- Я не заметила ничего чудовищного. Но куда мне? Ваш храм умеет хранить тайны.

- Тайны, верно. Удивительно, знаешь ли, как быстро привычка к секретности пожирает честь, достоинство, верность и даже любовь. Берегись любого сообщества, что наслаждается тайнами - будь уверена, им не важны твои интересы, они не станут церемониться с невинными или, как они скажут, с профанами. Полный тайн разум шарахается от любой тени, ибо населил свой мир подозрениями.

- Ты описываешь ядовитую яму, Кепло, и я не хотела бы обитать в ней.

- Это сообщество создает мир, коему требуются тайные убийцы. Сообщество может говорить и действовать ради правосудия, но не верит в него. Единственная его вера - в эффективность и даруемую ей иллюзию контроля.

- В вашем мире, - сказала Финарра, - надежда бесплодна.

- Вовсе нет, хранительница. Плод выдерживается до зрелости и отдается непосвященным, и глупцы свободно шатаются по улицам, засыпая в переулках. Надежда - вино, забвение - награда. Мы льем их в ваши рты с момента рождения до мига благой смерти.

- Предлагаешь покончить с тайнами, Кепло Дрим?

- Мои глаза проницают любую тень. Уши слышат шелест чужих ног. У меня есть когти, чтобы вырывать скрытое, раскапывать сокровища. Но вообрази мой горький дар и его жуткие обещания. Гласность. Откровенность. Изнанка вывернута, лжецы вытащены на свет, подлые твари уже не могут лелеять секреты.

Ведун Реш громко засмеялся. - Он это любит, Финарра Стоун. Сулить... что-то катастрофическое.

Женщина вздохнула. - Я видела такие посулы тысячу раз... в глазах крепостного кота.

Повисла пауза. Реш снова засмеялся.

Морщась, Кепло поспешил натянуть капюшон, спрятав лицо.

Была девочка, вечно звенящая смехом, и хотя Лаханис носила ее имя, она мало что помнила о странном - и странно хрупком - создании, счастливо жившем среди Пограничных Мечей. Это воспоминание пребывало на летних лугах или бегало в тени огромных деревьев, и жуки жужжали в лучах солнца, а теплый ветер шелестел в листве. Ее преследовали мальчишки, но она же была быстрее всех и еще умнее. Юная, невозможно юная, она целилась в их желания и легко умела высмеивать за смущение, за тревожную потребность в чем-то большем. Откровения взрослых тайн, вероятно, испугали ее не хуже остальных... впрочем, этого она не могла вспомнить. Любое обращение к прошлому давало образ хохочущей девочки в середине сети, помыкающей всеми и не понимающей ничего.

Та девочка с переливами смеха принадлежала к миру иллюзий, еще не ставшему опасным, запутанным и предательским. Времена года сражались за обладание памятью, но каждый раз лето побеждало, наполняя мир прошлого душистым ароматом бриза и упрямых цветов, вестников короткой и яркой славы весны.

Смех потерян; Лаханис представляет его детской игрушкой, брошенной наземь и забытой среди клочков пожелтелой травы, что торчат среди заносов снега, будто поломанные корзины. Лето давно умерло, предсмертные стоны пропали в холодных ветрах, похороны стали новым сезоном. Осень хорошо потрудилась, заметая всё падающим пеплом листьев. А дитя, знающее лишь смех и лето, жительница того чудного многоцветного мира... да, ее косточки лежат где-то под блестящей кожей и мертвыми мышцами льда и снега.