Стивен Эриксон Падение Света (СИ)

- Умеренность полезна Азатенаям, и не без веской причины, сам понимаешь. Но я поддразнивал его и тем разбудил силу. - Он запнулся. - Если такая мощь доступна Хунну Раалу, боюсь, встреча армий станет походить на сражение пшеницы с серпом.

- Но Азатенай решил быть на вашей стороне, милорд. Связал, говорите, себя клятвой.

- Он предложил окончить гражданскую войну.

- Мудрыми речами - или жестоким разрушением?

- Полагаю, он сам не решил.

Холод ночи проник в кости Грипа. Дрожа, он потуже натянул плащ на плечи. - Значит, вы держите его в пределах касания меча.

- Грип Галас, ты не должен быть на битве.

- Милорд...

- Я снова должен отдавать приказы?

- Моя супруга будет там, станет командовать домовыми клинками.

- Переубеди ее.

Грипу было нечего сказать.

- Ее дядя умелый командир, - заметил Аномандер. - Увези ее, Грип. И сам убирайся подальше.

- Она никогда не простила бы вас, - шепнул Грип. "Как и я сам". Миг спустя, глядя на молчащего Аномандера, Грип выругал себя дураком. "Он, конечно, понимает. И советует заплатить цену за ее жизнь".

Мужчины молча развернулись и пошли в лагерь.

Пелк следила за уходящим Азатенаем. Похоже, тот собирался спать. Она присела у огня, грея руки, и взглянула на Айвиса.

- Ты решила не возвращаться в Легион, - заметил он.

- Похоже на то.

- Избавила себя от погрома отрицателей.

- Да уж.

- Отрицатели начали огрызаться.

Она кивнула.

- Пелк...

- Хватит, Айвис. Чудное время года: ужасы со всех сторон, но мы нашли остров убежища. Первый же шторм унесет песок. Как уже унес нашу чудную идиллию. Я не жалею.

Он осторожно опустился на поваленное дерево у костра, слева от нее. - А я жалею, - сказал солдат тихо. - Что отвернулся от тебя. Что был так глуп и решил, что это ничего не значит. Время вдали от сражений и безумия. Те проклятые Форулканы блеяли о справедливости, даже истекая кровью на земле. Покинув тебя, я оставил что-то за спиной. - Он задумался. - Когда же решил вернуться и найти... - Голова качнулась. - Потерянное нельзя не восстановить, не отменить.

Пелк следила за ним. - Разбитое сердце, Айвис. Оно может излечиться, но рубец останется, и больше всего ты жалеешь прежнюю целостность. Но да, тебе не вернуться назад.

- И ты пошла и чуть не погибла.

- Стала беззаботной. Раненые, они такие.

Айвис закрыл лицо руками.

Она хотела потянуться, предложить касание, нежно опустить ладонь на мужское плечо. Но лишь поднесла руки в яростному пламени костра. - Лучше все позабыть, - бросила она. - Дела давно ушедших дней. Не ты один был глуп, знаешь ли.

Он поднял покрасневшие глаза. - А сейчас?

- Я нашла другого.

- А.

- Келлараса.

- Да... он хорош. Полон чести.

- А ты?

- Нет. Ни то ни то. Всегда старался быть выше своего положения. Вечный танец, вечное разочарование. Кого не коснуться, тот остается чистым и непорочным. Как-то так.

Она спокойно посмотрела ему в глаза. - Мудацкий ты дурак, Айвис.

Он отвел взгляд, будто ударенный.

Пелк не унималась: - Я закончила, служа леди Тулле. Видела, как ее влечет к Грипу Галасу, если можно так сказать. Кровные линии, положение и чины. Вся эта чепуха. Если нашел кого-то, кто заполнил сердце, все его трещины, остановил утечки - в Бездну положение, Айвис. Но, видишь ли, я хорошо тебя знаю. Ты только ищешь оправданий, чтобы не делать ничего.

- Не могу. Она заложница под моей защитой!

- Надолго ли? О, не можешь ждать, уйди со службы Дома Драконс.

Он уныло смотрел на нее.

Пожав плечами, она порылась в мешке, вынув фляжку. - А пока, старый любовничек, запьем ночь и вспомним ночи прошлого, когда у нас было всё и ничего, когда мы знали всё, но не понимали ничего. Выпьем, Айвис, за утонувшие острова юности.

Он поморщился, но принял фляжку. Рот искривила насмешливая ухмылка. - Вижу, уже близки берега сожалений о прошлом.

- А я нет. Ни о чем не жалею. Даже о том, что еще жива.

- Я сильно тебя обидел?

- Как только мог, готова спорить. Но вижу я это только сейчас.

- Считаешь меня бесчувственным?

- Считаю тебя мужиком.

- О.. ох, Бездна меня забери.

- Выпьем.

Он поднял фляжку. - За глупцов.

Она подождала, забрала фляжку и выпила сама. - За всех глупцов, что готовы были помереть, но так и не померли.

И тут же увидела его лицо преобразившимся, открывающим еще живую любовь, и впервые за десятки лет ощутила покой. "Всегда говорила: сердце не там, где ты его чувствуешь. Но хорошо ждать, если ожидание - все, что осталось".

- Я размышлял, - сказал лекарь Прок, - о природе поддержания. Касательно новорожденных.

Вренек покосился на мужчину: лицо в свете очага - одни острые углы, щеки запали - и подумал о резьбе по дереву, на стволах старых деревьев. В обычае отрицателей делать лица на стволах, чаще на опушках лесов, около расчищенных и засаженных мест. Мать говорила, что так они отпугивают чужаков, предупреждают не рубить новых деревьев. Но Вренека эти изображения никогда не пугали. Он не видел в них предупреждений - одну лишь боль.