Стивен Эриксон Падение Света (СИ)

Командующая Торас Редоне пошатнулась в седле и с трудом выпрямилась. Лицо ее было отекшим, глаза мутно-красными. Едва Фарор Хенд оказалась рядом, она улыбнулась ей. - Знай я, что сегодня тот день...

- Сделали бы что?

Улыбка Торас стала шире. - Сбавь тон, милочка. И сопровождай вопросы словом "сир", если не против. Да, я ограничила бы выдачу вина. В животе кисло, он стал таким обширным, что остается много места для неприятных мыслей.

Фарор Хенд привстала в стременах, изогнулась, озирая колонну. И снова села. - Ваша тревога не притушена, сир? Не утонула? Все еще барахтается в темном нектаре?

- Ты слишком трезва для совести, Фарор Хенд.

- Не озабочивайтесь, сир, ибо мои слова кончаются. Скоро раздастся последний крик - и молчание.

- Ты сдаешься слишком легко, - ответила Торас. - И жизнь отдашь в битве так же легко? Не ты ли обручена с героем войны? Почему ты не с ним? Возможно, он уже ждет в долине Тарн, эта мысль и привела тебя в отчаяние?

Фарор закусила губы, подавляя резкий ответ. - Кагемендра Тулас может быть там. Герой в поисках очередной войны.

- Спорим, против тебя он беззащитен, - сказала Торас. И, словно уловив невысказанный ответ, продолжала: - Значит, выбрал меньшее зло. Отлично его понимаю. Калат Хастейн всегда светил слишком ярко для моих мутных глаз, слишком сиял добродетелями, слишком легко прощал - какими бы чудовищными ни были мои грехи. От него у меня подгибались коленки, стоять рядом значило дрожать в тени его благочестия. Удивительно ли, что я потянулась к любовнику?

- Галар Барес заслуживал лучшей.

Торас Редоне ответила не сразу. - Я имела в виду вино, конечно же. Что за добрая шлюха, так быстро отдававшая мое тело иным наслаждениям.

Фарор Хенд на миг закрыла глаза и сжала зубы, закусив ярость.

Командующая же хохотала. - Война, что за комедия. Слишком грубая в жестокости, слишком явная в трагичности. Погляди лучше на мирную жизнь, узри тихие - но не менее зверские - битвы души. День за днем, ночь за ночью. Солдат грезит о простоте войны. Да, да, все носящие мечи - трусы. Мир, милочка, самое кровавое из испытаний.

- Я вижу совсем иначе, сир.

- Неужели? Не думаю. Вместо поисков мужа ты понеслась в Легион Хастов. Вместо того, чтобы занять имение и отдать сердце, сидишь на моем плече, будто ворона, быстрая на осуждение, но такая медлительная, когда нужно обратить недрожащий взор на себя. - Она повела рукой. - Но приветствую твою злость. Ты мой утыканный гвоздями щит, Фарор Хенд. Я приближаю тебя, дабы ощущать боль шипов, и пусть кожа на груди, над сердцем проколота, впереди битва. Там я буду как дома.

- Вы не полезете в самую гущу, сир. Я не позволю.

- Да? И за что такая милость?

- Ну нет, - бросила она. - Не милость, совсем напротив.

Торас Редоне отпрянула и с трудом удержалась в седле. Лицо вдруг окаменело, улыбка пропала, глаза устремились вперед, к тому, что ждало их всех.

За внутренним мостом Келларас спешился, подошел к воротам Цитадели и отдал поводья конюху. Суровый фасад нависал над двором. "Выглядит не храмом, крепостью. Что не совсем необычно - если подумать, слишком часто одно требует другого". Мысль о вере, которой нужна оборона, вдруг выбила его из колеи, словно граничила с мрачным откровением. Однако офицер одернул себя и уверенно зашагал по широкой лестнице.

"Философы не могли не заметить... мои внезапные озарения бредут по хорошо набитой тропе мысли, не сомневаюсь. Достойная вера не нуждается в защите. Да, не бывает внешней угрозы вере, разве что полное истребление верующих. Но даже убийство плоти не вредит внутренней вере.

Нет, истина горька. Единственный враг веры обитает в душе. Лишь сам верующий может обрушить на нее разрушительную силу.

Верующий с искаженным лицом, указывающий перстом на "неверных", обнажающий меч с жаждой крови - верующий провозглашает ложь, ибо полон сомнений и нечестен с богом, иначе свободно высказал бы всё. Никакое число трупов под ногами не уменьшит угрозу - саму возможность - сомнений.