Наиболее тщательное рассмотрение фактов дела провел израильский репортер Аарон Дж. Клейн. Одной из наиболее значительных, по его наблюдениям, неточностей было то, что у подразделения не было цели уничтожить именно убийц олимпийцев, а лишь определенные лица, некоторые из которых не были причастны к теракту. По словам репортера, не было никакой теневой международной организации, которая обеспечивает такой заманчивый европейский противовес в фильме. Клейн беседовал с ветеранами МОССАДа и израильской военной разведки: все они говорили о том, что были хорошо подготовлены и нацелены на миссию; никого не мучила совесть или мысли о том, что все это неверно. Спилберг, говорит Клейн, не одинок в своем желании создать миф: «Месть была в атмосфере», реальной целью подразделения было устрашение.
Полемика вынудила Спилберга дать дополнительные разъяснения на DVD-издании, в которых он рассмтаривает как фактические вопросы, так и идеологические. Кинорежиссер утверждает, что три факта неоспоримы: теракт был, Голда Меир приказала расправиться с виновными, убитые были соучастниками теракта. Так он утверждает свое право на выдумку, заявив, что целью является, во-первых, анализ полученного урока, а во-вторых, попытка понять, как лучше бороться с терроризмом. Он говорит, что реакция Израиля на этот теракт была правильной, но мы все сталкиваемся с вопросом, стоит ли месть затрачиваемых усилий и может ли она быть сдерживающим фактором, а не просто порывом души.
В качестве сценариста Спилберг привлекает Тони Кушнера (в соавторстве с Эриком Ротом). Это будет первый сценарий одаренного автора драмы «Ангелы в Америке» – смелый и даже спорный ход, поскольку Кушнер был откровенно левым критиком израильского правительства.
Снимать кино об Израиле означает почти наверняка увязнуть в споре. Слова Голды Меира служат девизом фильма: «Каждая цивилизация должна идти на компромисс с собственными ценностями».
Ближний Восток был и остается (по-видимому) буквальным и символическим местом, где сосуществуют взаимоисключающие друг друга крайности. На фоне этого также остается до сих пор неразрешенным вопрос о праве Израиля на существование – причем не только в сознании арабской стороны, но и многих других.
«Мюнхен» не заходит настолько далеко, чтобы подвергнуть сомнению право Израиля на ответные меры. И тем не менее, в обоих фильмах, снятых по книге Джонаса, мы видим (как и Клейн) жестокость, одержимость, даже фанатичность – как террористов, так и их антагонистов; еще мы видим эту историю через призму западной либеральной совести, которая, как следствие, подчеркивает ужасные моральные потери мести.
Финальный штрих в духе Спилберга – беседа Авнера (Эрика Баны) и палестинца о родине. Думая, что Авнер – немец, палестинский солдат говорит: «Вы, европейцы, вы не знаете, что значит не иметь родины. Дом – это основа основ». Одни скажут, что у таких сцен привкус «моральной эквивалентности», другие – что, как мы видели, моральный баланс склоняется к Израилю, чьи агенты мучаются укорами совести, которых не испытывают их противники.
Свободы, уступки западной морали и взвешивание всех нравственных соображений, к которым склоняется Спилберг, кажутся оправданными, поскольку он пытается осветить все оттенки этих понятий. Какой бы ни была сдержанность Спилберга в отношении коммерческого и серьезного кинопроизводства, он умело сочетает эти два понятия в быстро развивающемся, точно настроенном балансе действия и спора, порыва и размышления. Часть привлекательности картины заключается в том, как она опирается на основы жанра, групповую динамику фильма о войне или о сплоченной работе боевой команды, в котором (как в данном случае) каждый персонаж представляет конкретную позицию. Сердце готово выскочить из груди, когда Стив (Дэниел Крейг) и его когорты рыщут по всему свету в поисках своих жертв – и все это в виде мрачно-колкой еврейской вариации фильма о бандитах.
Спилберг считал «Мюнхен» своим самым европейским фильмом, и это отчасти так: он действительно представляет собой одну из самых его мрачных картин, действие которой разворачивается в скрытом от посторонних глаз мире, где правят связи, нечестивые альянсы и недоверие. Ужас войны заключается еще и в том, что она вмешивается в семью, в личную жизнь. В момент, когда Авнер находится в Париже, а его жена Дафна рожает своего первенца в Израиле, его взгляд падает на витрину с очаровательной кухней. Она светится яркими огнями, создавая иллюзию той уютной жизни, которой он жаждет и которая постоянно ускользает от него.