Читаем Сто братьев полностью

Сто братьев

– Спунер, это ты? – спросил я того, кто лил коньяк мне на лицо.

– Да.

– Объясни, что происходит, – попросил я брата.

Я лакал льющийся напиток, а из пореза на животе, нанесенного Зигфридом, вытекала кровь.

– С тебя снимают маску, – сказал Спунер. – Ты что-то туговато затянул завязки, Даг.

– Простите, – сказал я.

– Рано или поздно справимся, – произнес голос; и этот же голос – вроде бы голос того, кто силился снять маску, – спросил: – Никто не подаст бритву?

Тычки в ребра были больнее глубоких ран в животе и груди. Это же касалось заостренной ножки стола, которая на моих глазах промелькнула в воздухе над маской и ударила меня по руке.

В нашем обществе считается, что отца превосходит, переживает и в этих и во всех других отношениях убивает его сын.

Но, по-моему, на самом деле все не так. На самом деле, по-моему, это отец всегда убивает сына. Разве нельзя со всеми основаниями сказать, что всякий человек умирает смертью, уготованной для него отцом?

Я ужасно устал. Я ужасно выбился из сил, ужасно хотелось спать. Наша ночь кончалась. Я был рад, что меня поддерживают братья, в нашей красной библиотеке.

– Мне холодно, – прошептал я тому, кто держал меня за руку. Я чувствовал запах перегара из его рта.

– Пожалуйста, закройте окна, Дагу холодно, – попросил он других.

И один из моих братьев действительно прошлепал через лужи, льды и снега к высоким окнам. Я слышал, как они задвигаются одно за другим. Из-под стола наблюдал доберман. Над головой кружили летучие мыши. Куда же все-таки, черт подери, делась овчарка Чака? Братья на ковре – братья, получившие уколы, – ожили, пришли в движение, зашевелили руками и ногами, стали вздыхать. Встречали новый день. У меня же не было ни шприцев, ни лекарств. Все кончилось.

Хотя бы сердце еще билось в груди. Маску сняли, и я снова стал Дагом, и где-то меня резал нож.

Прежде чем закрыть глаза, я взглянул в сторону камина. Отрадно было увидеть, что в нем горит огонь.

И правда, ничто не успокаивает нервы и не восстанавливает порядок в доме так, как огонь в очаге.

Об авторе

Дональд Антрим – постоянный автор The New Yorker и стипендиат Национального фонда искусств, Мемориального фонда Джона Саймона Гуггенхайма и Нью-Йоркской публичной библиотеки. Проживает в Нью-Йорке.