Сто чудес

В моем раннем детстве наш дом наполняла музыка. Кухарка Эмили пела мне старые народные песни про детишек и волков, а отец играл на скрипке и пел прекрасным баритоном. У нас не было своего фортепьяно, однако мама играла при возможности в гостях, и я любила смотреть, как ее руки летают над клавишами. Вся наша семья пела с рассвета до заката, с того момента, как отец утром брился, и до колыбельных вечером. Все, что я слышала, я запоминала и могла воспроизвести. У отца был тонкий слух, и он всегда говорил мне, если я фальшивила.

Папа научил меня песням на разных языках, даже на русском, но больше всего на чешском и английском. Я помню, как заучивала London’s Burning, My Bonnie Lies Over the Ocean и забавный стишок My Mother is Full of Kisses. Там были строчки: «Поцелуй, когда я просыпаюсь, и еще поцелуй перед сном, поцелуй, если я обожглась, если стукнулась головой».

Но больше всего я любила старую американскую песню «Серебряные нити» с такими стихами: «Милая, я старею, В золоте волос серебряные нити… Жизнь так быстро проходит… но ты, моя милая, будешь всегда для меня молодой и прекрасной».

Если я бы услышала эту песню сейчас, я бы, наверное, расплакалась.

* * *

Большим событием для нас стала покупка радио. Увы, меня оно напугало, и я убегала с криком, когда его включали. Жалуясь на то, что звук слишком громок, я отказывалась войти в комнату, где его поставили.

Мама отвела меня к педиатру, который осмотрел меня и объявил, что все в полном порядке со слухом. Он сказал маме: «У вас дома слишком тихо. Может, вам с мужем надо побольше ссориться?»

Папа придумал историю, чтобы я преодолела страх перед радио. Ее героями были Антенна и Амплион, а сюжетом – их приключения в ящике из красного дерева. Он сочинил еще забавную сказку о соловье, который попытался научить корову и гуся пению. Отец был человеком хорошо образованным, занятие торговлей не приносило ему полного счастья. По-моему, он бы с бо́льшим удовольствием продолжил учебу и играл бы на скрипке. Будучи интровертом по природе, отец занимался в прошлом философией и обладал политическим кругозором. Но, как старшему сыну владельца магазина, ему не пришлось выбирать – он не мог вести жизнь интеллектуала, а обязан был прилагать все усилия к тому, чтобы процветало семейное дело. Втайне он намеревался, накопив достаточно денег, продать или уступить магазин младшему брату, когда ему самому будет лет пятьдесят, и построить дом своей мечты, виллу с теннисным кортом. Мы часто обсуждали эти планы и говорили о том, как он соберет для меня приданое всем на зависть.

Почти каждую ночь он читал нам с матерью. Иногда это были статьи из английских и американских газет, присланных ему родственниками. Газеты приходили к отцу с опозданием, и все же в них предугадывалось достаточно много еще не свершившегося. Я погружалась в комиксы, когда он читал новости.

Еще ему нравилось читать нам сказочные рассказы Редьярда Киплинга или куски из захватывающей «Войны миров» Герберта Уэллса. На полках в обширной библиотеке отца стояли самые разные книги. Особенно мне нравилось слушать «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, они завораживали меня своим ритмом. Похоже, хорошим чувством метра и ритма я обязана доброму еврейскому лавочнику, читавшему мне, маленькой девочке, античные сказания.

Папины родители мало подходили друг другу по темпераменту, однако их супружеские отношения были, как ни странно, гармоничными. Мой дед по отцовской линии Йиндржих, непоколебимый чешский патриот, родился в Пльзене, но много лет прожил в Вене, где основал отделение «Сокола», атлетического движения, следовавшего принципу «Здоровый дух в здоровом теле». Участники «Сокола» носили красивые униформы и ходили с цветными флагами, стремясь пробудить чешский патриотизм. В начале 1900-х годов деда выслали из Вены за участие в этой организации, сыгравшей потом, между двумя войнами, немалую роль в развитии чешского национализма. Нацисты жестоко подавили это спортивное движение, а связь с ним деда добавила им причин преследовать нас.

С высылки деда из Вены в семье уже не пропадали антиавстрийские настроения и закрепилась неприязнь к Австро-Венгерской империи. Мои родственники были возмущены и подъемом Национал-социалистической немецкой рабочей партии, то есть нацистской, с ее лозунгом «Одна страна, один народ, один фюрер» и гнусными антисемитскими идеями.

Вернувшись в Пльзень после болезненного опыта, полученного в Вене, дед женился на моей будущей бабушке Пауле, происходившей из семьи богатых пражских коммерсантов. Один за другим у них родилось пятеро детей, и каждому дали гордое чешское имя. Старшей была Власта, затем мой отец Ярослав, за ним Иржина и Здена и последним Карел. Ни одна из сестер отца не вышла замуж за еврея, поэтому их положение было иным, и от этого зависело, кто насколько быстро очутился в концлагере во время Второй мировой войны.