Сто чудес

Она провела в доме престарелых полгода и умерла в декабре 1983 года. Мы похоронили ее на еврейском кладбище, не так далеко от нашего дома. Я узнала, что есть возможность воздвигнуть там памятник людям, которых мы потеряли во время войны, и я заказала такой для членов семьи Ружичка и нашей родни из Добржича. Рядом есть табличка, посвященная памяти писателей и композиторов, погибших в Терезине.

Мама столько вынесла, что и представить себе не могла, что доживет почти до девяноста. Как и я, она страдала от последствий военных лет, и физических, и эмоциональных, но, в некоторых отношениях, для нее послевоенные годы обладали особой разрушительностью. Если бы ей позволили распоряжаться своим магазином и оставаться в Пльзене, который она любила, она бы, по-моему, была гораздо счастливее, а ее жизнь – полнокровнее. Но вместо того ее мир страшно сузился в нашей маленькой квартирке, замкнулся почти исключительно на мне и Викторе. Она никуда не ездила, она не работала. Многое переставало интересовать ее, и она все меньше походила на прекрасную, полную сил деловую женщину, которую я помню по счастливым годам своего детства.

За одно я благодарю судьбу – за то, что отец умер до того, как нас отправили в Освенцим. Там бы он не выжил. Он был таким гордым человеком, интеллектуалом, а лагерь смерти воплощал последнюю степень потери достоинства. Номер, вытатуированный на коже, грубое лишение всего человеческого – собственной одежды, книг – для отца это было бы слишком. Многие сходили с ума там, и часто очень быстро. Мы с мамой думали, что папа не продержался бы и месяца. Хотя бы от этой муки судьба избавила его.

А маму – от муки быть свидетельницей его безумия.

Я понимаю и то, что сама не продержалась бы без мамы. Освенцим надломил меня, но я утешалась рядом с ней каждый вечер. И если бы она не баловала меня ребенком, если бы не заботилась тогда о моем здоровье, я не перенесла бы всех тягот лагерей. Потом она опять спасла меня, когда я хотела покончить с собой, давала мне возможность вкладывать все силы в музыку. В Праге она сидела на каждом моем выступлении, всегда внимательная, в первом ряду. Она была моим главным поклонником.

Ни одного дня не проходит, чтобы я не вспоминала свою мать с признательностью и любовью.

ПОСЛЕ «Бархатной революции» настали резкие перемены. Нас всех с дикой силой влекла свобода. Но что такое свобода? Для многих это лишь абстрактная идея.

Границы открылись, люди толпами устремились на Запад, жадно желая насладиться тамошним стилем жизни и обилием товаров, которого не было в Чехии. Я знала недостатки капиталистической системы и понимала, что Запад – не рай. Людям из Восточного блока надо было еще приспосабливаться к новому порядку вещей. Животным в зоопарке дают пищу, но они в клетках. Есть те, кто не знает, что они в клетках, потому что никогда не жили на воле. Так же и с людьми. Многие предпочли бы клетку, потому что там их кормят и заботятся о них. Они не имели представлений о различиях между свободой и несвободой, они не хотели, чтобы двери открылись.

А для тех, кто искренне верил в коммунизм, перемены стали шоком. Люди обращались к религии, им требовалось во что-то верить. К демократии они не были готовы.

Для нас с Виктором самое большое изменение заключалось в том, что мы стали богаты. Впервые я узнала, сколько в действительности зарабатывала концертами, и теперь получала сама почти все эти деньги. Но мы, располагая деньгами, поначалу не знали, на что их тратить. Власти еще ранее разрешили нам приобрести небольшой дом с террасой в Индржихуве Градеце, чтобы работать там летом, а теперь Виктор купил новую машину, лучше прежней. Мне стали доступны великолепно украшенные копии барочных клавесинов Рюкерса, изготовленные пражским мастером Франтишеком Вигналеком, и Харраса, созданные Аммером.

Мы могли беспрепятственно путешествовать, посещать фестивали и навещать друзей в Испании, Швейцарии, Италии и США, мы часто ездили во французский дом русского пианиста Святослава Рихтера, с которым я много раз выступала. Я не теряла связь с кардиологом Ван Лоо из Берген-Бельзена, который жил в Генте. Он и раньше приезжал на мои концерты в Бельгии и познакомил меня со своей семьей. После его смерти я поддерживала контакт с его близкими, поэтому их мы с Виктором тоже навещали.