На следующий день Виланд и Лафференц выехали на автомобиле в Берлин в надежде уговорить Гитлера передать им для публикации подаренные ему к пятидесятилетию рукописи вагнеровских партитур. Фюреру, разумеется, было не до них, но брат Мартина Бормана Альберт заверил прибывших по телефону, что рукописи находятся в самом надежном месте – сейфе рейхсканцелярии. Однако работавшие там после окончания войны представители советского командования их не нашли. Говорили, будто партитуры были переправлены в южнобаварскую резиденцию Гитлера Бергхоф; тем не менее после того, как в результате бомбардировки 20 апреля она была разрушена и вскоре разграблена, надеяться на обретение пропавших манускриптов уже не приходилось. Так и не достигнув своей цели, Виланд и его зять вернулись в Байройт, а поскольку американцы успели за это время перекрыть автобан Берлин – Мюнхен, им пришлось добираться кружным путем, который занял значительно больше времени, чем дорога из Байройта в Берлин.
На следующий день после их возвращения бомбардировки возобновились, и смысла продолжать работу в опустевшем институте уже не было. Поэтому они решили отправиться к своим женам в Юберлинген, где было безопаснее, чем в Байройте, и вдобавок можно было в любой момент попытаться сбежать в Швейцарию. Они убеждали Винифред также покинуть Байройт как можно скорее, но она еще не была к этому готова. Не собиравшийся оставлять семейное гнездо Вольфганг писал: «<Мать> считала, что в это время всеобщего безумия гарантией сохранения доверенного ей сыном Рихарда Вагнера творческого наследия байройтского Мастера и оставленного им имущества, а также гарантией возможного изменения ситуации в лучшую сторону может служить только ее личное присутствие. Поскольку мне так или иначе нельзя было покидать Байройт, вопрос о переселении на юг передо мной даже не вставал». После этого Вольфганг занялся перевозкой в Оберварменштайнах спрятанного в больнице архива и прочих ценностей Ванфрида. Ему удалось достать у готового к бегству гауляйтера талоны на бензин и таким образом достаточно быстро все перепрятать за несколько поездок еще до последней бомбежки города.
Вскоре Кемпфлера, ломавшего голову над тем, как сдать город, не допустив лишних потерь, вызвали к гауляйтеру Вехтлеру; зная о заявленной Вехтлером решимости обороняться до последнего патрона, обербургомистр взял с собой снятый с предохранителя парабеллум. Однако речь шла только о выдаче продуктовых карточек семье гауляйтера, которую он собирался эвакуировать, – сам же он, по его словам, готовился занять с товарищами по партии оборону в Доме немецкого просвещения и там погибнуть, защищая город от врага. На самом деле он вскоре покинул Байройт вместе с еще несколькими партийными функционерами на легковых автомобилях, багажники которых были забиты продуктами, выпивкой и сигаретами.
11 апреля началась самая жестокая бомбардировка, и в результате город лишился телефонной связи и электроснабжения. К тому времени было разрушено более трети жилых зданий. Тем временем заместитель гауляйтера Людвиг Рукдешель успел сообщить в Берлин о бегстве Вехтлера, и оттуда поступил приказ казнить предателя. Посланные для выполнения этого приказа эсэсовцы нашли руководство гау в 140 километрах от города в Баварском лесу, и гауляйтер был расстрелян. 14 апреля американские войска вошли в сдавшийся без боя город, который теперь украшали не флаги и красные полотнища со свастиками, а белые полотенца и простыни, свешивавшиеся изо всех окон. Белый флаг украшал и балкон Дома торжественных представлений, с которого фанфары извещали о начале фестивалей. К тому времени Винифред все же решилась покинуть Байройт, а жившая в доме Зигфрида ее подруга Лиз Беккер сообразила сжечь до прихода американцев висевший в ее кабинете портрет Гитлера, подаренный на Рождество 1933 года самим фюрером. Хозяйка Ванфрида, никогда не скрывавшая восторженного отношения к своему кумиру, впоследствии очень сожалела об этой утрате.