На состоявшуюся 1 января 1968 года премьеру приехали Анья Силья и старая подруга Изабелла Валли, с которой Фриделинда поддерживала знакомство уже на протяжении тридцати лет. За это время Изабелла вышла замуж, сменила фамилию на Валлих, родила двоих детей и возглавила филиал звукозаписывающей фирмы, выпускавший симфонии Малера под лейблом Delysé. От карьеры концертирующей пианистки она отказалась. Вместе с Изабеллой из Англии прибыли дирижер Уин Моррис и еще несколько старых знакомых, поддержать сестру приехала также Верена. Изабелла лучше других понимала, в каком нервном состоянии находится ее подруга, которой теперь был полностью отрезан путь к деятельности в Байройте. В опубликованной в 2001 году книге воспоминаний она писала: «<Фриделинда> ясно сознавала, что предложение поставить что-либо в Байройте полностью исключено. Дверь туда была для нее прочно закрыта, к тому же она была там так или иначе персоной нон грата из-за своей антифашистской деятельности во время войны». Впрочем, как видно из мемуаров Вольфганга и собственных признаний Фриделинды, после смерти Виланда она и сама сделала все возможное, чтобы испортить отношения с родней. Сохранить ровные отношения удалось только с уживавшейся одинаково успешно со всеми Вереной. Изабелле постановка очень понравилась, хотя, вполне возможно, она сделала скидку на отсутствие у подруги полноценного театрального образования и практического опыта. Во всяком случае, она нашла постановку «нежной» и «очень женственной»; по ее словам, это был «очень человеколюбивый Вагнер». Силья никаких скидок не делала и судила об увиденном и услышанном достаточно жестко: «Это и вправду несравнимо с тем, что делал ее брат: совсем неплохо, но далеко не тот уровень». Что касается прессы, то премьерный энтузиазм публики не произвел на нее впечатления. Значительно важнее было закулисное воздействие, которое оказывал через свой пресс-центр Вольфганг. В интервью, которое Верена дала на склоне лет, она призналась: «Не слишком приятно говорить о том, насколько сильным влиянием на прессу обладал мой брат. Но поскольку у нашего отца Зигфрида, несмотря на большие успехи, тоже бывала плохая пресса, Фриделинда к этому уже привыкла».
В последовавшие после премьеры дни можно было прочесть статьи с заголовками типа Лоэнгрин как комический стриптиз, Эльза в садке, Лебедь размазался, Парящий лебедь, Под матрацем
. Все они принадлежали перу одного и того же журналиста Хорста Гёглера, который не только писал для нескольких газет, но и поставлял информационные материалы для радио. Так что сотрудникам Вольфганга не пришлось особенно напрягаться. В своих глумливых публикациях Гёглер называл Фриделинду «милейшей анфан террибль семьи Вагнер», ее хореографию приписывал «незаконной связи Айседоры Дункан и Гертруды Вагнер» и констатировал: «…даме, надеявшейся с помощью своей билефельдской постановки перекинуть мост от Нового Байройта к Нью-Байройту, пришлось капитулировать». Он не погнушался также сообщить читающей публике о раздавшемся посреди премьерного ликования возгласе: «Фриделинда, гоу хоум!» Были, разумеется, и благожелательные отзывы – так, газета Nordbayerischer Kourier (странно, что до нее не смогли дотянуться щупальца Вольфганга!) отметила в качестве привлекательных сторон постановки ее античную статичность и ораториальность. Вместе с тем то, что критик этой газеты поставил режиссеру в заслугу, журналист еженедельника Die Zeit Хайнц Йозеф Герборт приписал беспомощности: «Фриделинда Вагнер сама ни за что бы не справилась, если бы не было Нового Байройта ее братьев Виланда и Вольфганга. Она воспользовалась почти ораториальной статуарностью Вольфганга Вагнера, его парализующей симметрией, размеренным шагом мужчин (которым, по-видимому, неудобна вся сцена, судя по постоянно свирепому выражению их лиц) и дев из замка (они, очевидно, очень благочестивы, поскольку все время молитвенно складывают руки), она следует экспериментам брата последних лет – вплоть до размещения на сцене фигур, чья жестикуляция каждый раз противоречит логике их вступлений». Одной из немногих благожелательных рецензий стала статья известного музыкального критика Ганса-Хайнца Штуккеншмидта во влиятельной Frankfurter Allgemeine. По-видимому, именно она попалась на глаза давно потерявшей Фриделинду из виду Фриде Ляйдер, которая порадовалась за старую подругу и поспешила ее поздравить: «Я искренне рада большому успеху твоего Лоэнгрина и надеюсь, что ты сможешь продолжить эту линию. Хочешь ли ты снова порвать с Байройтом? Извини мое вмешательство, но было бы разумнее, если бы ты смогла продолжить твою великолепную, плодотворную работу. Я тяжело вздыхаю. Вспоминай обо мне время от времени». Тем не менее эту постановку вскоре забыли, и Фриделинду в качестве режиссера больше никто не приглашал.* * *