Сто лет одного мифа

Потерпев неудачу с архивом Вайля, Готфрид все же пытался как-то устроиться в Америке и стал обращаться к различным театральным агентам. Он начал с топ-менеждера агентства Columbia Artists Management Роналда Уилфорда, пользовавшегося непререкаемым авторитетом во всем, что касалось трудоустройства театральных деятелей, и тот, ознакомившись с резюме, пообещал порекомендовать его своему, как он сказал, лучшему агенту Мэтью Эпстайну, но, по-видимому, дал не самую лучшую характеристику просителю, потому что агент хранил молчание несколько месяцев. Надо иметь в виду, что опытные кадровые агенты обладают талантом с первого взгляда определять, с кем они имеют дело, еще до знакомства с документами претендента на ту или иную должность. К тому же американские агенты прекрасно знали о карьере Готфрида в Европе, о его левых взглядах и отношениях со своим всесильным отцом. Поэтому во время первой же встречи Эпстайн высказался начистоту: «Вам не на что надеяться! Вы не гомосексуалист и не еврей, вдобавок все знают, что отец настроен против вас». Когда же Готфрид стал излагать ему свои взгляды на современный театр и заговорил «о Бертольте Брехте, Константине Станиславском, Всеволоде Мейерхольде, Эрвине Пискаторе и других драматургах и режиссерах», тот сразу же охладил его пыл: «Это не найдет спроса! Вас можно продать только как Вагнера, который ставит Вагнера, и как будущего директора фестивалей. Если вы хотите заняться делом в США, то должны отказаться от левых идей, потому что с их помощью вы ничего не добьетесь, и это относится также к Европе! Кроме того, откажитесь от Вайля – тут вы вступили на чужую территорию!» В конце концов, устав выслушивать возражения безнадежно наивного соискателя, он закончил разговор: «Если вы не последуете моему совету, то не найдете работу ни здесь, ни где-либо еще. Я хотел вам только помочь».

Справедливость слов этого циника Готфрид осознал несколько позднее. А пока он был уверен в своей правоте, поскольку успел еще до отъезда в США заключить договор с агентом Жерминалем Хильбертом (Germinal Hilbert), чья фирма имела отделения в Париже и Мюнхене. Хильберт пообещал Годфриду постановку Дон Жуана в Марселе и Лоэнгрина в Буэнос-Айресе, но за прошедшие месяцы ситуация, по-видимому, изменилась, и, пообщавшись с Вольфгангом, тот радикально изменил свое мнение о его сыне. Когда наивный Готфрид пожаловался на агента Карлу Бёму, добавив, что собирается подать на обманщика в суд, умудренный опытом старый дирижер, некогда возглавлявший Венскую оперу, дал дельный совет: «Если вы вздумаете тягаться с Хильбертом, вам будет закрыт доступ в любой большой оперный театр Европы. Постарайтесь договориться с ним и с вашим отцом по-хорошему, и у вас не будет недостатка в работе!» Поскольку денег на судебную тяжбу у Готфрида так или иначе не было, он предпочел прийти к компромиссному соглашению с коварным агентом.

Вернувшись в начале 1979 года с женой в Германию, Готфрид уже был готов взяться за любую работу. Дело дошло до того, что он написал пролог к пародии Иоганна Непомука Нестроя на Тангейзера, которую собиралась ставить венская Каммеропер. Однако в Австрии эта постановка так и не состоялась – ее показали только в августе 1980 года в Маркграфском театре Байройта. Летом того же года Готфриду удалось поработать на Зальцбургском фестивале с известным режиссером Дитером Дорном, ставившим Ариадну на Наксосе Рихарда Штрауса. Затем он вылетел в Анкару, куда его пригласили ставить сценическую версию кантаты Карла Орфа Carmina Burana. Тамошний коллектив произвел на него приятное впечатление, однако обстановка в столице Турции, где полиция готовилась предотвратить государственный переворот и, соответственно, бесчинствовала вовсю, показалась ему невыносимой. Поэтому, едва завершив работу над постановкой, сразу после генеральной репетиции Готфрид поспешил вернуться в Германию, где с 1 ноября приступил к исполнению обязанностей помощника режиссера и ведущего спектаклей во Франкфуртской опере.