Сто лет восхождения

Через два дня сотрудник из Академии вновь возникает на пороге временного кабинета Курчатова в Пыжевском переулке, где московские физики приютили его на первых порах.

— Есть подходящий объект, но уж очень далеко. У черта на куличках. Правда, глушь. Никого вокруг. И коробка ничего. Перед войной закончили. Но не успели отделать.

Ну что ж, поедем посмотрим.

Машина быстро минует улицу Горького. Проскакивает виадук у Белорусского вокзала. Стремительно мелькают полукружие крепостного здания «Жуковки», ограда центрального аэродрома с пропеллерами на кованой решетке.

Возле крохотной облупленной церкви, зажатой домами, машина, словно на ощупь, переваливает через трамвайные рельсы, забирает резко влево.

Конечная станция метро — «Сокол». Курчатов одобрительно кивает.

Машина медленно пробирается по тряской, раздолбанной дороге. Почерневшие от времени домишки с подслеповатыми окнами, с непременными резными наличниками, плывут мимо. Прореженная воздухом и светом роща белоствольных берез. Глушь, тишина и запустение. Словно и не проплывали мимо десять минут назад кварталы большого города. На пустыре среди редких пощаженных строителями деревьев выплывает из талого тумана трехэтажная коробка недостроенного корпуса. Широкий проем главного входа, который, несомненно, должны закрывать монументальные двери из дуба, забит пока фанерой, как и часть окон.

— Тут вот какая история, Игорь Васильевич, — обстоятельно начинает сотрудник. — Хозяин здания — Наркомат здравоохранения. До войны предполагалось здесь разместить институт травматологии. Полы настелили, котельная есть, вода подведена. Ну, и все остальное...

Игорь Васильевич двигался по тропинке, проложенной в талом снегу вокруг здания. Оглядел окрестности. И, обойдя вокруг, притопнув замерзшими ногами в легких ботиночках, первым сел в машину. Неожиданно спросил:

— Чья территория вокруг?

— Не знаю, Игорь Васильевич. Наверное, ничья.

— Если ничья, тогда тем более наша. Необходимо обнести все забором. Это в первую очередь. Ясно?

— Ясно, Игорь Васильевич!

— Второе! От метро, как называется конечная станция? «Сокол»? Пустить свой автобус...

— А со зданием что будем делать, Игорь Васильевич?

— Как что? Срочно привести в порядок. В центральной части — лаборатории, в крыльях будем жить сами. Сроку на все неделя.

Сопровождающий крутит головой: «Нереально...»

— Неделя, — жестко произносит Курчатов. — Иначе зачем нам все полномочия! Сегодня какое у нас число? Пятнадцатое. Значит, двадцать второго начнем работу здесь.

«Начнем работу», — сказал Курчатов. Но кто же будет здесь работать?

В Кремле ему сказали: «Берите любых людей. Если кто-то нужен, разыщем, отзовем из армии. Только, скажите».

Бесспорно, и найдут, и отзовут. Но сколько времени понадобится, чтобы найти людей, демобилизовать их, организовать быт тех самых, еще неведомых ему сотрудников?

Сколько раз в те дни, в редкие минуты, когда Курчатову удавалось остаться наедине со своими мыслями, он беспощадно корил себя. Проклятая слепота, инертность мышления, они заставили его в июньские дни сорок первого года отказаться от атомных проблем. «Сугубо чистая наука», — заявил он в сердцах директору Физтеха, хотя угроза создания атомного оружия уже на тот момент была вполне реальной. Трудоемкой, дорогостоящей, но реальной. Эту истину трудно было воспринять в атмосфере эвакуационных планов, человеческих драм, когда привычная, устоявшаяся жизнь, с лыжными прогулками по аллеям в Сосновке, с симфоническими концертами в белокаменном зале филармонии, с частыми капустниками и розыгрышами в Физтехе, с бесконечными спорами на семинарах, вдруг разом взлетела на воздух от первых сообщений двадцать второго июня. Он не обратил тогда внимания на слова Иоффе: «Сберечь кадры любой ценой». Отмахнулся. Позавидовал Флерову и Петржаку, когда те пришли к нему прощаться и показали зеленые листки повесток. А надо было бить во все колокола, обратиться в военкомат, поехать в Смольный, любой ценой удержать и этих двух, и других.

Что толку в многозначительном прозвище Генерал, если у тебя нет людей. Полководец без войска...

Пока есть всего лишь маленький кабинетик и несколько комнат в одном из институтов Академии наук. Потеснились хозяева. Есть официальное название учреждения, которое возглавляет И. В. Курчатов, значащееся во всех деловых бумагах: «Лаборатория номер два Академии наук СССР».

За разработкой планов предстоящих работ Курчатов как-то не подумал о быте. Есть дополнительные карточки у людей. Есть всякие литерные блага. Есть ордера и талоны на одежду. Есть, наконец, снабженцы, которые должны всем этим заниматься. А его обязанность — атомные дела. Но вот минувшей ночью старый товарищ по Физтеху Леонид Неменов напомнил ему и о быте. В шутливой форме, деликатно, как это свойственно истинному петербуржцу.