Сто один день

Зося привстала с кресла, и потянулась за зажигалкой так, что обнажилась попка. Блондин схватил, сграбастал, сжал своей грубой пятерней эту нежную попку, а девушка гибко высвободившись хлопнула его по руке, и они весело рассмеялись. Она взяла длинную, коричневую сигарету. (Она любит эти тонкие коричневые сигареты, с неприятным, будто травянистым привкусом. Однажды, пока Хозяйки не было дома, я выбросил их в помойное ведро. Госпожа обнаружила в мусоре выброшенные сигареты, и я был наказан. Брезгливая Хозяйка не стала извлекать сигареты из ведра, и весь вечер их омерзительный запах не тревожил мои нежные ноздри! Я не жалел о содеянном. Собакам вообще не свойственно жалеть о своих поступках, и это качество делает их совершенными!) Жестом фокусника блондин извлек из кармана блестящую зажигалку, и из жерла вырвался пляшущий синий огонек. Придерживая золотые волосы, Госпожа наклонилась глубоко затянулась, и выпустила струйку сизого дыма в лицо блондину. Он потешно замахал руками.

Я забился в своем углу, и наблюдал как запускает лапу Госпоже под футболку. У меня кружится голова, Хозяйка перехватывает мой безумный взгляд.

«Вон!».

Я оказываюсь на лестничной площадке, дверь захлопывается хлестко, как удар плети.

Некоторое время я бесцельно слоняюсь по маленькой площадке, втягиваю запахи кошачьей мочи, истлевших окурков, пугающего незнакомого запаха, от которого встает на загривке шерсть. Я тихонько поскуливаю, скребусь в закрытую дверь.

Там включили музыку. Радостно завизжала брюнетка. Я быстро несусь вниз, сочтя десяток лестничных пролетов, пересекаю пустынный двор, и взлетаю на последний этаж соседнего дома. Здесь я тихонько пробираюсь на чердак, и аккуратно ступая по скрипящим пыльным доскам затаиваюсь у маленького окна. Оно позволяет обозревать квартиру в идеальном ракурсе с расстояния в тридцать метров. Как опытная ищейка я исследовал все подъезды, окна и чердаки, прежде чем наткнулся на это место. Отсюда отлично видно все, что происходит в квартире. Я не сожалею об отсутствии звука – увиденная из окна картина становится подсмотренной, а это – разница.

…Один раз Госпожа привязала меня к дверям позволив наблюдать ее совокупление с очередным любовником. Мне было разрешено мастурбировать, но я не воспользовался разрешением. Я просто смотрел на них, испытывая злую радость оттого, что стушевавшись под моим лютым взором, любовник никак не мог овладеть ее волшебным телом. Меня выгнали за дверь, и слыша доносящиеся стоны, я возбудился чрезвычайно сильно.

Здесь все наоборот. Я вижу, но не слышу. Я поглядываю, оставаясь незамеченным. Я чувствую себя несчастным, и оттого мои эмоции обостряются. Чувство крайнего унижения делает меня свободным, и я лишаюсь страха пред будущим.

Худенькая брюнетка танцует в центре комнаты. Она чувственно изгибается, старательно подражая киношным дивам. Она задорно стаскивает через голову свитер, раскручивает его как пращу, и запускает в дальний угол комнаты сокрытый занавесью от моего обзора. Там надо полагать расположился ее кавалер. Брюнетка носит бюстгалтер. Черный, с кружевным орнаментом. Девушка пьяна. Стаскивая юбку она оступилась, и едва на опрокинула лампу. Тотчас возле нее оказывается толстяк. Он подхватывает ее под руку они топчутся обнявшись, бесшумно хохоча – он расстегивает подпругу бюстгалтера, и тот черной ласточкой улетает вслед за свитером. У нее маленькие нагло торчащие грудки, с узкой полоской белого загара. Она призывно трясет грудями словно румынская цыганка, и толстяк утыкается лицом куда-то подмышку.

Я нервничаю, начинаю негромко поскуливать, – Госпожа с атлетом сокрыты от просмотра массивной спинкой кресла. Я напрягаю до боли глаза, пытаясь пробуравить эти сантиметры ткани и поролона. При всей моей богатой собачьей фантазии, я не в состоянии угадать, что именно происходит на проклятом кресле.

Тем временем, бородатый стащил трусики с брюнетки, и метнул их на кресло. Брюнетка радостно разевает накрашенный рот, деликатно прикрывая ладошкой низ живота. Я машинально отмечаю, что она побрита.

Мне не очень нравятся бритые девушки, они напоминают голых манекенов, а сейчас мне и вовсе не до нее – я вижу, как трусики бесследно исчезают за спинкой кресла, и не в силах сдержаться, с рычанием мечусь по чердаку.

Влюбленная пара голубей срываются с поржавевшего козырька, и уносится прочь. На покатую жесть падают две белые кляксочки. Я приникаю к заветной амбразуре, и наконец кресло поворачивается, и я вижу Зосю.