Сто одна причина моей ненависти

– Вспомнила я, о ком речь. К ней еще мужчина такой дородный приходил. И продукты деревенские приносил. Прикольно так: творог в марлечке, молоко в банке стеклянной, сало кусочками в бумажке… И груши с яблоками вот такенные, с два моих кулака. Яблоком меня угостил, вкуснотень необычайная, таких не купишь. Она ведь первые сутки не ела ничего совсем, хотя кулинары у нас, как в ресторане. А на домашненьком поправляться начала. Сейчас они оба у них.

– А «оба» – это кто? – задала уточняющий вопрос Людмила, сообразив, что мужчина с продуктами из деревни не кто иной, как Анисьин папаша. «У них» – надо полагать – у Анисьи с Клашей. А кто второй? Или вторая?

– Так супруг же ее. Явился наконец, представьте. Тестя боится, оно и правильно. Тот ему по спине хлопнул, а этот как скривится, прям зубами заскрипел, а тот ему: «Извиняй, Антоха, забылся малек, не буду». А тот…

– Спасибо большое, Лариса, – прочитав на бейдже имя медсестры, вежливо перебила ее Людмила. – Это замечательно, что наших девочек выписывают. Так мы пройдем, не возражаете? В какую нам палату?

– На улице подождите, – буркнула сестричка, обидевшись, что прервали. – Нечего там толпиться. Они скоро выйдут уже.

Они вышли, сели на скамейку напротив входа в больничный корпус.

– Умеешь ты с людьми ладить, – заметил Портнов и усмехнулся.

Людка виновато улыбнулась.

Очень хотелось задать один важный вопрос, а она боялась. Решилась было, но в последний момент передумала. Вместо этого спросила, почему Серега бороду сбрил. Хотела добавить: «так внезапно», но тоже передумала. Чтобы не показалось ему, что она на что-то намекает.

Сергей пожал плечами:

– Борода мне по уставу не положена, только усы. Я в отпуске отрастил маленько, чтобы не бриться каждый день. Распоясался, короче. Опять же, морда отдохнуть от бритвы должна. На этот раз у меня отпуск большой, за предыдущие годы накопилось порядком. Вот и образовалась растительность, как у геолога. А ты почему спросила? Подвох заподозрила?

– Нет-нет, Сереж, что ты! Просто борода тебе шла, – поспешно сказала Людмила и, отведя взгляд в сторону, все-таки задала главный вопрос: – А вот когда ты сказал Ступину, чтобы он тебе инъекцию сделал… вместо меня … Вот как это понять… Ты и вправду мог бы…

Портнов с минуту соображал, о чем она, а сообразив, расхохотался:

– Нет, конечно! Разве я похож на идиота? Я надеялся таким способом эту сволочь отвлечь от твоей персоны. Всего-навсего.

– При чем тут идиот? – от обиды и злости она чуть не расплакалась. Не такой ответ думала услышать, и не просто ожидала, а подготовилась к нему. А тут, нате вам – я не идиот!

– Ты воин, если позабыл, а воины защищать обязаны!

– Разве? – язвительно поинтересовался Портнов. – Разве защищать? Не убивать?

– Я ведь извинилась за прошлое, а ты опять начинаешь! – вскинулась Людмила и отвернулась.

Вот и выяснила свой вопрос. Вот и получила порцию волнительных слов, от которых на душе сделалось тепло, а глаза защипало. Может, и не похожа ты на идиотку, но идиотка.

– Кажется, я что-то не то сказал? – виновато спросил Серега.

– Проехали, – пробурчала она, приподнимаясь со скамейки. На больничном крыльце показалась процессия, которую она ждала. Пора встречать.

Группа из трех плюс младенец проследовала бы мимо, если бы Люда не заступила дорогу.

– А! Людмила Валерьевна! Рад вас видеть, красавица моя, – пророкотал Карасев радостно и остановился, и все остановились. – Вы так преобразились, просто не узнать. А где же ваша подружка юная, светленькая такая, забыл, как звать? Антоха, охламон, живо сюда, целуй даме сапожок. Если бы не эта санитарка, не видать бы нам с тобой Нисички с Клавочкой вовек.

Парень в косухе замешкался, с ходу не сообразив, что, собственно, случилось и куда ему деть сумки, чтобы целовать даме обувь, не на асфальт же, зато Анисья, радостно ойкнув, прошмыгнула перед папенькой и кинулась обниматься.

Людмила отметила с удовольствием, что губы ее улыбаются, глаза струятся счастьем, щеки порозовели. Не от встречи с Миколиной, знамо дело, вернее – не в первую очередь, однако к случившимся переменам в ее жизни Людмила была причастна.

Серега Портнов со скучающим видом остался стоять поодаль, глядел в сторону, прищурив глаз и скривив губы.

– Ждем вас в гости, дорогая, как только в себя придем немножко. Непременно, непременно, – грохотал Карасев, нимало не беспокоясь, по-видимому, что разбудит внучку. – С супругом вашим.

Обернувшись на Портнова, проговорил задумчиво:

– Не похож он на банкира. Слышь, Анисья, не похож ведь?

Анисья растерянно посмотрела на Людмилу, затем, переведя взгляд на Портнова, спросила отца:

– А почему… он должен быть похож на банкира?

– Так ведь муж твоей спасительницы – банкир! Ты разве не знала?

– Я знала, что у Людмилы Валерьевны муж – инвалид… Извините, Людмила… А больше ничего о нем не…

– На инвалида он похож еще меньше. Кто он, Людмила? Кто этот массивный субъект, что так угрожающе двигает на меня ноздрями?

Портнов, не разжимая губ, процедил:

– Телохранитель. Еще вопросы?

Карасев с минуту смотрел на него изучающе, потом проговорил: «Никаких», – и, отвернувшись, продолжил: