Сто поэтов начала столетия

Быть под знаком, под дланью, под властью
незнакомца, который один
учит жизни как хрупкому счастью,
но велит себя звать господин, –

о, я за! Я-то за! Да и кто же

против?.. Кроме него одного –
в истонченной носящего коже
золотое мое вещество.

Рад служить – но плениться нельзя им

до конца как возлюбленным. Рад
жизнь отдать ему, но не хозяин
ей, а раб я. Так может ли раб?

Грош цена мне – но что ж с недоверья

начинать и, вспоров в Рождество,
выпускать из подушек, как перья,
неземное мое существо?

В стихах Наймана на первом плане не открытия, не приращения смысла, а новые обоснования неизбежного, бесконечные отделочные работы, направленные на то, чтобы раз навсегда определить и закрепить в слове статус всех окружающих предметов. Прилаженными друг к другу в итоге оказываются все звуки, запахи и буквы; мир, не утрачивая трагической обреченности, обретает если не предельную осмысленность, то «сплошность», «сквозность» – не знаю, точно ли отражают сказанное эти не слишком внятные окказионализмы.

Где в слове дух? Где, то есть, ужас в ужасе?
А я скажу! Он в эс и жэ и у.
Их, этих трех, кто сколько бы ни тужился,
ужасней не найти. Я так скажу:

дух слова – буква. Сумма букв. Ни менее,

ни более. Покой и пропасть в о
не то что бездна а. Все дело в пении
по буквам, по крючкам – я вот за что!..

Стихотворения Анатолия Наймана нередко начинаются с момента пробуждения у героя сознания, особого умения видеть, которое приходит ранним утром либо на закате. Чем спокойнее человек рассказывает о своих ощущениях, тем лучше понимаешь, что у него нет другого выхода, кроме этого неспешного рассказа. Этот только что очнувшийся от навязчивой слепоты человек готов ко всему, даже к тому, что никто его не услышит. И оттого с годами голос его все слышней и слышней.

Библиография

Ритм руки. М.: Вагриус, 2000. 128 с.

Песочные часы // Октябрь. 2000. № 1

Жизнь, убегая // Новый мир. 2000. № 4.

Кратер // Октябрь. 2001. № 1.

Львы и гимнасты // Новый мир. 2001. № 3.

Блеск на ноже // Октябрь. 2002. № 1.

Софья. М.: ОГИ, 2002. 24 с.

Прячась в свою же тень // Новый мир. 2002. № 3.

Фисгармония // Новый мир. 2003. № 1.

Поминки по веку // Новый мир. 2004. № 1.

Каллиграфия и кляксы // Октябрь. 2004. № 1.

Деревенский философ // Октябрь. 2005. № 1.

Свой мир: Три стихотворения // Интерпоэзия. 2005. № 2.

Свой мир // Новый мир. 2005. № 4.

Ахеронтия Атропос // Новый мир. 2006. № 5.

С грустью, с грубостью // Октябрь. 2006. № 9.

Три стихотворения // Вестник Европы. 2006. № 18.

Бумажный планер // Новый мир. 2007. № 5.

Вот ты, вот я // Октябрь. 2007. № 6.

Слова в узелке // Новый мир. 2008. № 3.

Слюна и перышки // Знамя. 2008. № 4.

Стихи // Звезда. 2009. № 3.

Тсс и тшш // Новый мир. 2009. № 3.

Так вышло // Новый мир. 2010. № 4.

The city // Октябрь. 2010. № 8.

Стратфорд-на-Эвоне, улица, вброд… // Октябрь. 2010. № 10.

Из дыр хэнд-секонда // Новый мир. 2011. № 5.

Незваные и избранные. М.: Книжный клуб 36’6, 2012. 450 с.

Олеся Николаева или «Тайный смысл невольных совпадений…»

В начале и в зените своей литературной судьбы Олеся Николаева – поэт не просто удачливый, можно даже сказать – счастливый. Несколько раз – как в результате непреложных исторических обстоятельств, так и благодаря широте стилистического диапазона, – ей удавалось вовремя отойти в сторонку от вынужденно общепринятого либо модного культового мейнстрима, избежать подверстывания под рубрику, включения в обойму, причисления к «направлению». Прежде всего, Николаевой не пришлось побывать в роли «советского» подцензурного поэта, вечно стоящего в живой очереди на право издать очередной сборник, ведущего позиционную войну с редакторами и редакциями, а заодно – и с собственным «внутренним цензором». Слишком уж далека была «тематика и проблематика» ее стихов от общепринятого канона советской поэзии, мобилизованной и призванной быть «жизнеутверждающей», обращенной к «социальной проблематике» и т. д. Однако Николаева не успела (и не пожелала) стать одним из неподцензурных поэтов, печатающихся в самиздатских журналах, выступающих на домашних вечерах, борющихся с «тоталитарным режимом» в политике и литературе.