Сто причин моей (не) любви (СИ)

Нейл Олсен, красный дракон-полукровка, сидит в кресле, в своей неизменной вычурной одежде — модный камзол и шелковый шейный платок с аметистовой булавкой. Взгляд самоуверенный и хищный. На губах застыла его фирменная злодейская усмешка. Руки покоятся на подлокотниках, гибкие бледные пальцы неподвижны.

Побрился.

Почему это так бросается в глаза?

Эти губы… они вновь мягкие и порочно изогнутые.

Просто смотрю. И поверить не могу.

Будто не было этих ужасных дней, когда я не хотела выпускать его руку из ладоней, опасаясь, что потеряю его. Когда он стонал от боли, и когда его терзал чудовищный жар. Когда я плакала навзрыд, не желая даже на секунду его оставить.

— Ты проспала ужин, — Нейл кивает на прикроватную тумбу, на которой стоит поднос, накрытый крышкой.

Я с тихим стоном натягиваю на себя одеяло, заправляю за уши пряди волос.

— Как долго ты здесь сидишь… то есть… как ты себя чувствуешь? — в горле мгновенно пересыхает.

Не знаю даже, как объяснить ему то, что лежала в его постели. Что сама разделась и прижалась к нему?

Позор.

— Тебе идет, Митчелл, — на удивление, Олсен серьезен, и его алый взгляд очень суров.

— Идет? — сглатываю, не зная, как реагировать на этого нового Нейла.

— Быть настолько раздетой в моей постели.

В комнате лишь полумрак. Пылают свечи, а сквозь щель между портьерами едва пробивается дрожащий лунный свет. Метка приятно теплеет, а в животе разливается предвкушающее тянущее ощущение — потребность.

— Нейл, я…

И какая-то теплота проникает в самое сердце…

…глубоко, словно игла.

Знал бы ты, чертов Олсен, что я пережила, когда тебя принесли, истекающим кровью!

Знал бы, как я испугалась!

Больше никогда! Не делай так никогда, Нейл!

— …я хочу скрепить нашу истинность, — наконец, это звучит между нами.

Не так уверенно, как хотелось бы. Сипло, сдавленно, напугано — но я произношу это.

Олсен прикрывает веки, будто переваривая эту фразу, а затем снова смотрит на меня, и его радужки искрят золотом, а зрачок медленно вытягивается. Кадык дергается, а ноздри трепещут. Нейл закусывает губу, глядя на меня — плотоядно, словно зверь.

— Прости, Митчелл, я не могу… — говорит он, — и не буду…

— Что? — ощущаю, как лечу в пропасть.

— … сдерживаться.

— А?

— Я так хочу тебя, малышка, что потеряю голову. Проклятье… — тихо шипит, втягивая воздух: — Иди ко мне.

Пьянею от звука его голоса, от его слов.

Так соскучилась по нему. Смертельно.

Выбираюсь из кровати и иду к его креслу на носочках, словно заворожённая. Голодный взгляд Нейла скользит по моему телу, цепляясь за пояс, чулки и подвязки, за грудь, вздымающуюся из тугого бюстье.

Все эти три дня я так тосковала по этому мужчине. Забираюсь ему на колени и тянусь к его губам. Смотрю в его глаза и понимаю — больше нет прежней Эвелины Митчелл. Обхватываю ладонями его щеки, сажусь на него верхом, оседлав его бедра и медленно, тягуче целую.

— Нейл… — выдыхаю, ощущая, как сгораю от желания.

— Боги… — он прикасается к моему подбородку, отводит длинные пряди волос мне за плечо, — продолжай, Митчелл.

Ловлю его руку, ласкаю ладонь, туго перевязанную бинтами. Прикасаюсь к ней губами, желая залечить каждую его рану. И снова — к его губам, словно к живительному источнику. Каждый поцелуй, как искусство. В них с каждой секундой теряется медлительность и моя свобода — Нейл жаден, голоден и страстен, он забирает даже мою волю. Он из тех мужчин, которые находят в близости особое упоение. Ему нужно получить все. На полную катушку. И в какой-то момент он перехватывает инициативу — горячие ладони скользят по моей пояснице на ягодицы, неприлично сжимают.

Нейл громко дышит, терзая мой рот.

Схожу с ума от желания — бесстыдно развязываю шейный платок и въедаюсь губами в бледную кожу шеи. Пальцы расстегивают пуговицы на его рубашке, а когда добираются до его живота, я выдыхаю слабый стон наслаждения.

— Нейл, я хочу… — только и могу шептать, почти теряя рассудок, — так хочу…

Он снова ловит мой подбородок, удерживает и приоткрывает мой рот подушечкой большого пальца, а затем поддается навстречу, чтобы завладеть моими губами и жадно приласкать их языком.

Стягиваю с его плеч камзол и рубашку. Его торс перетянут бинтами, и я невесомо касаюсь их пальцами, а затем отдергиваю руку, боясь сделать ему больно.

— Нет, Митчелл, — в его голосе столько мольбы, что это ввергает меня в пучину удовольствий: — …прикасайся.

А потом мы просто целуемся — до болезненных губ, до терпкого наслаждения, до упоения, пока жажда не толкает нас в постель.

Нейл поднимается из кресла вместе со мной, сжимая в объятиях. И пока несет, шепчет на ухо:

— Только не бойся, детка. Не бойся меня, хорошо?

Нежный. Для меня.

Прижимаюсь к нему плотнее, обхватывая шею руками, а его талию ногами, зарываюсь лицом в его длинные волосы и вдыхаю умопомрачительный запах его парфюма.

Глава 26

Олсен никогда не был нежен с женщинами. Снисходителен — да, но заботиться о чужом удовольствии он прежде даже не думал. А теперь ему это важно. Горячая, сладкая гордячка Митчелл должна стонать и кричать от каждого его движения.